Сатмар вошел неожиданно, без мысленного предупреждения, а может, Аббад в своей сосредоточенности ничего не почувствовал? Монах едва заметно улыбнулся – уголками сознания, – приветливо кивнул, будто заново здороваясь, и уступил место очень высокой женщине. Аббад, пожалуй, и не видел таких никогда, она принадлежала к древней расе, судя по скуластому лицу, и наверняка возраст ее был сравним с возрастом звездного скопления Нереи, откуда она, скорее всего, и была родом.

– Здравствуй, Аббад, – произнесла женщина мелодичным голосом, не став, однако, раскрывать себя в обертонах, – мое имя Асиана. Не надо так волноваться. И рассказ свой начни не с Селирены, где все мы не раз бывали и прекрасно представляем это замечательное место.

Аббад кивнул.

Асиана отошла к окну и встала рядом с Сатмаром. Монахи сцепили пальцы и улыбнулись друг другу, будто давно не виделись. Может, так и было? В другое время Аббад понял бы правильно сплетение отношений этих людей, но сейчас… здесь…

Третий монах поднялся с кресла, будто просидел там уже довольно долго, ожидая своего выхода. Коренастый, похожий на бочонок, с вытянутой головой – уроженец Истрии. Аббад не смог даже приблизительно определить по внешнему виду возраст этого монаха. Больше сотни тысяч циклов – молодых среди монахов быть не могло, – но насколько больше?

– Здравствуй, Аббад, – улыбнулся монах. – Мое имя Крамус. Ты правильно понял – моя родина Истрия. Скажу больше – я родился на Лемре, когда Истрия в пятый раз стала спутницей звезды Орхама.

Ну и ну… Аббад не смог скрыть изумления. Это же получается…

– Миллион и сто пятнадцать тысяч циклов, да, – подтвердил Крамус. – И потому менее своих коллег я способен, видимо, буду понять твои устремления. Прошу тебя – будь очень точен в словах. Изреченное слово содержит очень много смыслов, обертоны сами себя усиливают в податливом для звуков воздухе.

Аббад об этом не подумал. Эффект реверберации. В воздухе этой комнаты возможно было усиление до вполне различимого даже такого смысла, который в слове присутствовал только в качестве сцепляющего звуки.

Крамус успокоил юношу кивком головы:

– Скрепляющие здесь, конечно, демпфированы, это я тебе как физик говорю, поэтому думай только над смыслом, а не над внешними атрибутами сказанного. Спокойно, Аббад.

– Все в порядке, – подтвердил Сатмар, и Асиана кивнула, соглашаясь с мужчинами. – Говори, мы слушаем.

– Только шлаки слов направляй вверх, – деловито предупредил Крамус, – а то многие тут…

Аббад представил, как другие паломники, приходившие сюда и рассказывавшие о своих нерешаемых проблемах, не могли справиться с волнением, и ошметки их мыслей, не сумевшие стать словами в звуках, плавали по комнате, натыкаясь на стены и, конечно же, на людей, здесь находившихся. Не очень приятное ощущение.

– Я постараюсь, – смиренно произнес Аббад.

Он глубоко вдохнул наполненный множеством непонятных ему смыслов воздух Монастыря и произнес давно обдуманные первые слова своей предсмертной речи.

– Мое полное имя Аббад Нерегай Сигрон.

Он никогда еще не произносил собственное имя вслух. Знакомясь с Тали, Аббад сразу раскрылся, ощущение резонанса было таким мощным, что сопротивляться оказалось невозможно. Тали ощутила то же самое, имя для них не значило ничего, имя даже словом, по сути, не было, а только символом, обозначением личности, для обоих это уже не имело значения, они были вместе, стали одним целым, говорили о себе «мы», а потом – «я»…

Сейчас Аббад вынужден был разделить свою с Тали личность на части, он произнес свое полное имя и, значит, показал монахам, что он – один, нет у него никого, с кем он мог составить новую, высокую суть.