Убежденность в том, что внешняя оболочка «Я», личность, – это тонко настроенный механизм, чувствительный, словно сейсмограф, к малейшим колебаниям среды, и, следовательно, изменчивый, как поток воды и опыт, которому он подвержен, побудила Вулф уделить в своих романах особое внимание тому, что индивидуальность формируется посредством трансформации чуткой личности, попадающей в определенные ситуации и вступающей в разные отношения с миром. В «Волнах» Бернард, осознавая собственную изменчивость, описывает ее следующим образом: «Та ива одна и сдерживала нашу сплошную текучесть. Потому что я все менялся, менялся; был Гамлетом, Шелли, был тем героем, ах, имя забыл, из романа Достоевского; целый триместр пробыл, вы уж простите, Наполеоном; но главным образом я был Байроном. Много недель подряд я играл свою роль, зашагивая в гостиные с рассеянно-кислой миной и швыряя перчатки и плащ на стул». Он стремится определить свою индивидуальность, зафиксировать ее раз и навсегда: «Но теперь, сидя над серым пеплом с черными прожилками голого угля, я задаю себе роковой вопрос: кто же я на самом деле из всех этих людей? Очень многое ведь зависит от комнаты. Если я сейчас позову: “Бернард” – кто явится?». Сьюзен вторит ему, размышляя: «А просто не за что тут уцепиться. Я создаюсь и пересоздаюсь непрестанно. Разные люди тянут из меня разные слова»2.

Таким образом, публика, для которой были написаны те или мемуарные очерки, раскрывают разные аспекты личности Вирджинии Вулф и тем самым демонстрируют именно эту грань ее убежденности в постоянной изменчивости личности в контексте собственной жизни и в целом. В «Зарисовке прошлого» Вулф описывает это следующим образом: «Это воздействие – под ним я имею в виду осознание того, как на нас влияют другие группы людей; общественное мнение; все, что говорят и думают окружающие; все те порывы и тяготения, которые делают нас такими или этакими, – никогда не анализировалось ни в одной из биографий, которые я с величайшим удовольствием читаю, или же упоминалось лишь вскользь. И все же именно эти незримые силы ежедневно тянут “субъекта мемуаров” то в одну сторону, то в другую или удерживают его на месте. Подумайте, какое колоссальное давление оказывает общество на каждого из нас, как оно меняется от десятилетия к десятилетию и как разнится от одного социального класса к другому, и если мы не сумеем проанализировать эти незримые силы, то почти ничего не узнаем о субъекте, а любое жизнеописание потеряет всякий смысл. Я вижу себя рыбой в потоке, несущейся по течению или против него, но неспособной описать сам поток.

В этих мемуарах с помощью разных приемов раскрывается влияние разных групп на сознание Вулф; как именно то, что говорят и думают другие люди, незаметно меняет облик «Я», предстающий миру. В «Воспоминаниях» прослеживается осознанное использование литературных клише, что неудивительно для писательницы, которая только учится расправлять крылья, и тем не менее это отвлекает, особенно когда через силу совершенный полет воображения все равно оставляет ощущение приземленности или же когда робкие попытки соригинальничать прерываются поспешным возвращением в зону комфорта и безопасности общепринятых формулировок. Застенчивость и кажущаяся уязвимость Вирджинии отражает беспокойство относительно будущих читателей. Она предполагала, что ее жизнеописание сестры Ванессы будет прочитано новоиспеченным зятем, с которым у нее еще не сложились доверительные и непринужденные отношения, а также сестрой, отношения с которой пришлось переформатировать. И действительно, в тот время Клайв Белл был вездесущ, а Вирджинии казалось, что она никогда больше не останется с сестрой наедине