– Это вряд ли. Но нахожу, что перекрикивать Бранденбургский концерт…

Неуловимая улыбка пробежала по губам Аластера Фитцсимонс-Росса.

 – Образованный американец. Даже удивительно.

 – Не более удивительно, чем высокомерный бритт, – парировал я.

Он на мгновение задумался, переваривая мою реплику, потом подошел к проигрывателю и убавил громкость:

 – Я не бритт. Я ирландец.

 – По говору не скажешь.

 – Нас с таким говором в стране осталось немного, по пальцам можно пересчитать.

 – Вест-бритты?

 – А вы, я смотрю, знаток ирландского жаргона.

 – Есть американцы, которые читают и путешествуют.

 – И вы, наверное, раз в год собираетесь в каком-нибудь ресторане, чтобы обменяться своими историями?

 – На самом деле мы встречаемся в закусочной. Так что насчет кофе?

 – Знаю, это невежливо с моей стороны. Но я кофе не пью. Могу предложить чай, водку и красное вино.

 – Я обойдусь чаем.

 – Но вы ведь выпиваете?

 – Это да.

Он прошел на кухню и достал видавший виды ржавый чайник:

 – Какое облегчение. Тут на днях ко мне заглядывали ваши соотечественники. Странные типы, выглядят как улыбающиеся зомби, все в одинаково уродливых синих костюмах и с бейджами.

 – Мормоны?

 – Точно. Я предложил им по чашке чая, а они посмотрели на меня так, будто я попросил разрешения переспать с одной из их сестер.

 – У них пунктик насчет всего кофеиносодержащего. Чай, кофе, кока-кола. На сигареты и алкоголь тоже табу.

 – Так вот почему они разом побледнели, когда я закурил. Надеюсь, вы не против fags[17]?

 – Вы имеете виду сигареты?

 – Ах да, я и забыл, что у вас, американцев, это слово означает совсем другое.

 – Почему бы вам прямо сейчас не избавиться от привычки то и дело вставлять «у вас, американцев»?

 – Вы так прямолинейны, мистер ньюйоркец. И должен признаться, я забыл ваше имя.

Я снова представился. После чего он сказал:

 – Позвольте-ка, я угадаю? Будучи довольно серьезным парнем, вы предпочитаете, чтобы вас называли Томас, а не Том или, боже упаси, Томми.

 – Томас – нормально.

 – Тогда я буду звать вас Томми. Или лучше Томми-бой, просто из чувства противоречия. Итак, Томми-бой, ты куришь?

 – Я же не мормон… да, и я курю самокрутки.

 – Прямо Джон Уэйн.

 – Вы слишком болтливы для очевидно талантливого человека.

Концовка моей реплики зацепила его внимание. Сняв с плиты закипевший чайник, он обдал кипятком большой заварочный чайник из коричневого фарфора, потянулся за темно-зеленой жестяной банкой, открыл ее и всыпал три полные ложки чая, после чего спросил:

 – Что навело тебя на мысль, что у меня вообще есть талант?

 – Два полотна на стене.

 – Хочешь купить одно?

 – Если я пришел сюда насчет аренды комнаты, сомневаюсь, что ваши работы мне по карману.

 – Откуда ты знаешь, что я стою так дорого?

 – Просто предположил.

Он залил кипяток в заварочный чайник, накрыл его крышкой и посмотрел на часы:

 – Надо подождать четыре минуты, чтобы заварился как следует… если только ты не из тех неудачников, которые предпочитают пить чай цвета бледной мочи.

 – Я не возражаю против темной мочи.

Он кинул мне мятую пачку сигарет «Голуаз»:

 – На вот, подыми в удовольствие.

Я поймал пачку, угостился сигаретой, прикурил и сделал долгую глубокую затяжку, смакуя знакомый металлический вкус с примесью выхлопных газов.

 – И сколько, по-твоему, стоит одна из этих картин? – спросил Фитцсимонс-Росс.

 – Арт-рынок для меня темный лес… особенно европейский.

 – Если бы это висело в галерее Киркленд в Белгравии, где я обычно выставляюсь, тебе бы пришлось выложить под три тысячи фунтов за привилегию иметь у себя дома картину Фитцсимонс-Росса.