Одна юная леди пришла в ужас, вблизи разглядев темные шрамы, изрывшие правую половину лица Фармаса, и чуть не разрыдалась посреди бального зала. Леону пришлось увещевать ее и подбадривать, говоря, что это последствия несчастного случая, а вовсе не следы от когтей тварей. Другая, подстрекаемая заботливой матерью, болтала, не умолкая, и все попытки Леона свернуть беседу о его финансовом положении и перспективах карьерного роста стойко игнорировала, явно видя себя будущей виконтессой Фармас. Третья с чопорной надменностью выговаривала ему за каждую ошибку в сложном рисунке танца, отчего он еще больше путался и злился. Четвертая фальшиво наигранно хохотала без остановки, хотя Леон и не думал шутить. Пятая, шестая, седьмая, сколько их было? Фармас сбился со счета и готов был выплеснуть накопившееся раздражение на кого угодно, лишь бы сбросить сковавшее его напряжение.

Но если с поведением молодых леди Леон еще мог худо-бедно мириться, относясь со снисхождением к их возрасту и скромному жизненному опыту, то расчетливые дамы в летах, мечтавшие устроить для своих дочерей выгодную партию, окончательно его одолели, и Фармас решил прекратить эту изысканную светскую пытку.

Он направился прямиком к распорядителю бала с четким намерением больше не приглашать на танец ни одну леди. Господин Мелан издалека увидел грозное выражение лица виконта и предпочел встретить его гнев возле именинника и его дочерей.

«Старый плут, – хмыкнул про себя Фармас, разгадав маневр распорядителя. Но увидев, как тот шепчется с Соланж, и оба бросают в его сторону настороженные взгляды, Леон тут же догадался, кому обязан столь насыщенной танцевальной программой. – Вот, значит, как. Решила сделать из меня посмешище! – багровея, понял он задумку Соланж по-своему. – Посмотрим, что ты будешь делать, когда сама окажешься в таком же положении».

Леон подошел к командующему, выразил восхищение чудесным приемом, сделал простенький комплимент сдержанности и такту Люсьены, пожурил распорядителя, так активно приглашающего в круг танцующих именно Фармаса, и наконец повернулся к младшей дочери графа.

– Леди Соланж, мне кажется, вы сегодня недостаточно внимательны к гостям, – протянул с хрипотцой Леон. – Я не имел чести лицезреть вас на паркете последние три танца.

В зеленых глазах зажегся недобрый огонек, и Соланж проскрежетала:

– Вам именно что кажется, виконт.

Командующий, с удивлением следивший за их яростным обменом непримиримыми взглядами, воскликнул:

– Не обращай внимания, Леон! Сола обычно сама выбирает, с кем танцевать. Все давно привыкли и не суются к ней первыми. – Он захохотал, точно это была хорошая шутка. – Потанцуй лучше с Люсьеной.

Леон заметил страдание, на секунду мелькнувшее в синих глазах старшей из сестер, и почувствовал себя неуютно. Но Люсьена тут же изобразила на личике милую сдержано-пресную улыбку и уже готова была присесть в реверансе, принимая неозвученное приглашение, как прозвучал звенящий решимостью голос Соланж:

– Не стоит, отец. Люсьена утомлена. Я с удовольствием потанцую с виконтом Фармасом, раз уж он так настаивает. Мне действительно не довелось сегодня уделить ему достаточно внимания.

Последнюю фразу она произнесла больше с угрозой, нежели с сожалением, и граф невольно бросил на Леона встревоженный взгляд, но Фармас не придал этому значения. У него в груди разлилось такое приятное тепло, точно он был голодным львом, и тут вдруг прямо перед ним возникла аппетитная антилопа, которой он вознамерился полакомиться.

– Почту за честь, – пророкотал Леон. Он поклонился и предложил Соланж ладонь.