− Я только хочу не видеть исполнения своих кошмаров, − качая головой, признался Грэстус.

− Если Гэримонд не унаследует мой трон, ничего этого не будет?

− Я не знаю, − честно сказал Грэстус. – Некоторые поверья считают, что судьба неизбежна, что бы мы ни делали.

Он скорбно вздохнул и выпил немного вина.

На этот раз задумчивый король его в этом поддержал.

− Вы знаете, что сила аграафа имеет темное начало? – внезапно спросил Грэстус, видя сомнение на лице короля.

− Да, сам Гэримонд как-то говорил мне это. Поэтому и просидел в этой башне до самой стабильности без возражений. Другие мои сыновья так себя не ведут, если уж отвечать вам откровенно.

− Его послушание скорее дурной знак. Сами посудите, вы, будучи мальчишкой, обладали здравомыслием? Я – нет, а вот тьма древна и мудрости ей хватит на всех своих слуг. – Он страшно усмехнулся. − К тому же стабильность – это иллюзия. Как бы мы ни контролировали силу, но, если судьба подсунет ему гнев, боль или отчаянье, темное начало может взять верх. Жизнь аграафа – постоянная борьба с гневом и ненавистью внутри себя, сегодня он силен и потому…

− Но вы тоже сильны, – заметил король.

− Разумеется, и я рано или поздно проиграю этот бой. Только один аграаф спас себя от этого – Бертей, но теперь он навечно заперт в собственном спасении.

− Имеете в виду горы, где он заточил сам себя, остановив время?

− Да, но все сложнее. Пещера Дара просто сделала его своим рабом, но это его право, согласитесь?

Король кивнул.

− А это правда, что она может лишить силы даже аграафа?

Грэстус кивнул.

− Тогда Гэримонда можно освободить от тьмы и больше ничего не бояться! – воскликнул король с надеждой.

− О нет, все не так просто. Во-первых, с Пещерой надо заключать сделку. Она артефакт, а сам Гэримонд никогда не согласится, а во-вторых, магия наверняка не главный его дар…

− Как это не главный? – поразился король, не представляя, что может быть сильнее такой магической силы.

− Магия аграафу дарована самой тьмой, а Пещера Дара забирает то, что всегда принадлежало душе – то, что является ее частью. Говорят, не навечно, а на одну жизнь, она буквально откусывает часть твоего естества: того, что есть твоя суть. Я, например, вижу будущее. Думаю, это и есть основной дар. Кто-то всепрощающ, кто-то упрям до победной уверенности, а кто-то умеет убеждать. Даром может быть что угодно. А лишить вашего сына магии аграафа… Разве не это я предлагал двадцать лет назад, когда Гэримонд только появился на свет? Ваш отец очень грубо отказал мне, а теперь это уже невозможно, еще вчера я мог бы что-то сделать, но теперь эта сила слилась с его душой, пустила в нее корни и наверняка дала свои ростки. Теперь его или спасут высшие силы, или мой кошмар станет явью.

− Что вероятней? – спросил король, с силой сжимая бокал.

Грэстус пожал плечами, но тут же усмехнулся.

− Кое-что мы можем проверить прямо сейчас. Хотите?

Несмотря на лукавство в его глазах, король кивнул, готовясь слушать, что задумал аграаф, совершенно забывая о предупреждениях сына.

Стоило Гэримонду вернуться в бальный зал, как музыка внезапно затихла, а приглашенные расступились, заставляя принца настороженно щуриться, особенно от вида Грэстуса, застывшего в центре зала.

− Негоже наследнику покидать торжества в самом разгаре, особенно если они в его честь, – сказал аграаф.

У него в руках было два посоха. Оба совершенно черные из извитого дерева с подобием руки на вершине. Пальцы-ветки − длинные и острые, держали шары. Один был красным, а значит посох принадлежал Грэстусу. Второй – прозрачный: свободный от воли мага.