– Скажи мне еще раз, зачем мы здесь, – очень тихо проговорил Эдриен, приклеив на лицо широкую улыбку и втайне надеясь, что она еще не превратилась в оскал.
Эвелин подавила желание ткнуть его локтем в бок.
– Этот визит поможет твоей политической карьере. – Они неторопливо спускались вниз по лестнице. – Кроме того, я просто не сумела придумать уважительную причину для отказа от приглашения. А если причина покажется неуважительной, это даст леди Дануэлл пищу для сплетен. Ты же знаешь, какая грандиозная сплетница эта женщина.
– Я думал, что именно поэтому мы не собирались сюда идти.
– Да. Но ей же об этом не скажешь. – Она покосилась на мужа и, увидев, что улыбка намертво закрепилась на его физиономии, тоже заулыбалась. – Мужайся, любимый, может быть, здесь все будет не так плохо, и мы хорошо проведем время. Да и в любом случае вечер довольно быстро закончится.
– Сомневаюсь, – буркнул Эдриен. Благо, он хорошо умел скрывать мысли и по его лицу ничего нельзя было прочитать. Во всяком случае, хозяев он приветствовал чарующей улыбкой, которая даже Эви показалась искренней. – Леди Дануэлл, выглядите потрясающе. Вы всегда обворожительны, но сегодня превзошли себя.
Леди Дануэлл призывно улыбнулась, и Эвелин захотелось скрипнуть зубами. Берил Дануэлл – воплощение истинно английской красоты, белокурая белокожая красавица. А темноволосый синеглазый Эдриен – бесспорно, очень красивый мужчина. Они бы стали потрясающей парой.
– А вы, как всегда, обворожительны, милорд, – воркующим голоском проговорила леди Дануэлл. – Надеюсь, вы пригласите меня на танец.
– Буду счастлив, – расплылся в улыбке Эдриен.
Леди Дануэлл с явной неохотой перевела взгляд с Эдриена на его супругу.
– Моя дорогая леди Уоттерстоун… – Ее тон, как обычно, был немного снисходительным, как будто Эви не принадлежала к ее кругу. Ее взгляд скользнул по платью Эвелин, и в глазах появился интерес. – Очаровательно. Французское?
– Конечно, – ответила Эвелин. Платье действительно было французским, хотя и не новым. Далеко не новым. Проклятие, если бы она с самого начала планировала появиться на этом балу, то приобрела бы что-нибудь новенькое.
Лорд Дануэлл кивнул Эдриену и вежливо улыбнулся.
– Рад, что вы смогли прийти, Уоттерстоун.
– Ни за что на свете не пропустил бы такое грандиозное событие, – заверил хозяина Эдриен.
Если у Эдриена и существовали политические противники, то первым был лорд Дануэлл, хотя граф ни за что бы это не признал. Он считал политическое соперничество и тем более интриги отвратительными. Лишь став членом парламента, он понял, что политика не такое благородное дело, каким должно быть. А в Дануэлле не было и тени благородства. Этот крайне амбициозный человек рвался к власти и был готов шагать к своей цели по трупам. Иногда Эвелин казалось, что Эдриену не хватает амбиций, упорства, быть может, страсти. Но тогда он не был бы собой – ее спокойным, надежным, уравновешенным мужем. А другого ей и не нужно.
– Леди Уоттерстоун. – Дануэлл приветствовал ее улыбкой, выдававшей в нем распутника. Но она не почувствовала себя ни польщенной, ни оскорбленной. Насколько ей было известно, он на всех женщин моложе восьмидесяти лет смотрел именно с таким выражением лица. Следовало только проявить осторожность и не сделать ничего, что он мог счесть поощрением. – Рад вас видеть.
– Спасибо, что пригласили нас, – сказала Эви, вложив в свой голос точно отмеренную дозу вежливого энтузиазма. А Селеста еще считает актрисой себя.
Лорд Дануэлл окинул ее долгим взглядом, потом обернулся и представил их испанскому послу и его супруге. Дипломат, самой примечательной чертой внешности которого были усы воистину выдающейся пышности, поцеловал Эви руку. Его супруга показалась Эвелин более интересной личностью. Очень красивая, она, вероятно, смотрелась бы одинаково органично и на балу, и в седле.