Мне очень нравилось бывать в той расщелине. Мне казалось, что там звучит тихая красивая мелодия, я часто там подолгу сидела, вслушиваясь, чувствуя, как на душе воцаряется покой.

Я ловко спустилась в расщелину. Камней нужной форма и цвета здесь было много, я насобирала половину корзины засветло. Прикрепляя корзину к верёвке, чтобы поднять её наверх, я вдруг увидела блеск в одной из трещин.

Снова я услышала ту самую красивую нежную мелодию. На этот раз мелодия лилась из трещины.

Стало любопытно. Я заглянула внутрь, протянула руку, чтобы коснуться золотистых искр, и вдруг моя рука вспыхнула пламенем, вокруг неё закружились золотистые символы.

Странно, но я не чувствовала страха, наоборот, впервые после смерти отца я почувствовала себя по-настоящему уверенно и спокойно.

Огонь вокруг моей руки горел ровно и ярко.

Странные символы опустились на запястье, словно браслет, потекли по руке вверх, и вскоре огонь погас, а по рукам и ногам, и, похоже, по всему телу, засветились ещё более сложные знаки.

Вскоре всё стихло. А я… Мне было очень и очень хорошо.

Я чувствовала, что прикоснулась к чему-то древнему, мощному, и очень меня… любящему? Легко улыбаясь, принимая происходящее как должное, я подняла по верёвке корзину с камнями и поднялась сама.

Не знаю, что это было, но я чувствовала всей кожей: произошло что-то очень и очень важное, что ощущалось как очень правильное. Всё происходит именно так, как и должно происходить.

Я шла по тропинке в роще у деревни, когда прямо передо мной вышел старейшина.

Поставив корзину на землю, я пристально смотрела на него.

Он недобро улыбался, обшаривая меня масляным взглядом. Теперь понятно, почему он так легко подтвердил мачехе, что камней не хватает — знал, куда я пойду, и как я буду возвращаться.

Недолго думая, позабыв о корзине, я бросилась вбок, в гущу сада.

Ветки хлестали по лицу, царапали руки, но я бежала, что есть сил, надеясь обойти деревню с другой стороны и добежать до дома.

Запрещала себе бояться. Отец учил, что страх забирает силы. Я дышала размеренно и глубоко, ускоряясь и ускоряясь.

Вдруг я споткнулась и растянулась на земле. Дыхание сбилось от удара животом, ладони и колени обожгло о твёрдую землю, прикрытую подгнивающей листвой, в нос ударил запах удобрений у корней плодовых деревьев.

Я лежала на животе, пытаясь восстановить дыхание, попыталась подняться, но меня прижал к земле мужчина. Накатил кислый запах пота, по подолу зашарили руки.

— Полежи, девка, полежи, — услышала я гнусавый голос старейшины, — быстро бегаешь, но я ещё огого, я быстрее.

Я стала вырываться, что есть сил, но он был намного сильнее.

— Полежи, — шептал он, — и завтра будешь в ближнем круге. Много даров, много припасов. Брата выучишь. Сама сыта будешь.

Нет, не такой ценой! Я вырывалась как могла, но силы были явно не равны.

Вдруг на моей коже ослепительно вспыхнули те самые символы, что впитались в меня в ущелье.

Ощущение тяжести чужого тела исчезло. Я рывком села, обернулась.

Старейшину отшвырнуло, он стоял на четвереньках, ошеломлённо глядя на меня, на символы на моей коже.

Я вскочила, и помчалась назад. Схватила корзину с камнями: пусть только старейшина только попробует ещё раз прикоснуться, пробью камнем голову!

Но его нигде не было видно. Я добежала домой, мачеха где-то шаталась, и я, даже не поев, заперлась в своей комнате, сжимая один из камней, всё время ожидая, что старейшина явится за мной.

Я со всей ясностью поняла: надо бежать из деревни. Он не простит. Я работящая, грамотная, найду в городе занятие. Не пропаду. Устроюсь в городе, и заберу к себе брата.