Я бы никогда так не сделала. Это слишком!

Виктор и так получил все, что хотел, а теперь унижается. Или это игра? Я все ещё не раскусила его. Подумаю об этом завтра, как говорила Скарлетт О'Хара.

Тем временем Виктор помогает снять один сапог, потом другой. Это прямо ортопедический оргазм, когда отекшие ноги больше не чувствуют давления обуви.

В последние недели мне было не до шопинга, я не успела купить нормальную обувь. А теперь… А теперь я осталась даже без сумки в роддом, которую частично успела собрать.

Виктор встаёт на ноги и я, не успев отвести глаза, чтобы скрыть факт разглядывания, попадаю в плен его карих глаз. Что-то мимолетное мелькает на лице мужчины, что-то похожее на нежность, но быстро исчезает под маской равнодушия.

А у меня предательские слезы вот-вот готовы вновь брызнуть из глаз. Но я же теперь сильная, я плакать не буду. Не при нем.

Только…

— Виктор Алексеевич, мне даже не дали вещи собрать, — не знаю, зачем я говорю об этом мужчине. Постороннему, чужому, врагу… Единственному, кто помог и не оставил меня с сыном на улице. В глазах щиплет, я заказываю глаза наверх, чтобы не расплакаться. Получается откровенно плохо.

— Разберёмся, — уверенно кивает и помогает снять мне куртку.

На мое обращение по имени-отчеству кривится, но не перечит. А я не могу по-другому.

Обнимаю себя за плечи. Даже стыдно за легкие синтепоновые куртки, в которых мы с сыном приехали. Верхняя одежда у нас тоже не по сезону. Шубка из норки, песцовая шуба и отличный комфортный пуховик со вставкой для живота остались висеть в гардеробной. Нас с Серёжкой вытолкали в том, что висело в коридоре.

Я опять пытаюсь сдержать слёзы. «Я сильная, я все смогу, я выстою» — как заклинание повторяю про себя и даже не улавливаю, о чем спрашивает Виктор.

— Ты меня слышишь? — спокойно уточняет.

— Да, я…Я слышу вас, — киваю и поднимаю на него глаза.

Высокий он, на голову выше Ильи. Нет, об этом человеке думать точно не стоит. Не сейчас.

— Я говорю, что можешь прилечь в гостевой спальне, пока не привезли ужин. Что тебе заказать? — спрашивает, уткнувшись в телефон и изучая пестрое меню на экране.

Мне же хочется скрыться в тишине отдельной комнаты.

— Не знаю, я не голодна, — пожимаю плечами. Мы стоим рядом, но я совершенно не знаю, как вести себя. Чтобы уйти, спросить разрешение, что ли? Своевольничать? Какой линии поведения этот человек от меня ждет?

Виктор хмурится, отрывается от телефона. Карие глаза смотрят внимательно и как будто осуждающе.

— Так не пойдет, Ви. Тебе надо сейчас хорошо питаться и отдыхать.

Ви. Так меня только папа называл. Для близких я Виола, для остальных — Виолетта.

Хочется поставить нахала на место, только у меня совсем нет сил. Ноги гудят. Поэтому я просто соглашаюсь:

— Да. Тогда, может, лазанью? И овощной салат. А Серёже суп. Он любит с вермишелью. И котлетки. Только не берите картофельное пюре, он его не ест. И никакого Макдональдса.

— Как я его понимаю! Терпеть не могу пюре, — искренне произносит Виктор.

Это его нелепое замечание вызывает у меня лёгкую улыбку.

— Вот. Ты уже улыбаешься. На десерт что предпочитаешь?

— Торт с орехами. Но… — Замолкаю. Смотрю в сторону на дверь ванной, чтобы произнести самое ужасное и унизительное признание, которое мне доводилось. — Денег у меня нет, — как дура развожу руками.

Все, сказала. С меня тебе нечего взять. Совсем нечего. Даже тысячи в кармане нет.

— Боже, Ви. Ты сейчас убила во мне мужчину! Я, по-твоему, не в состоянии вас прокормить?! — злится Виктор неожиданно.

Я даже опешила.