Настя. Это имя родилось здесь и сейчас, в совсем чужой квартире. Илья мечтал назвать дочь Эльзой, но мне по душе русские имена. Все-таки много хороших людей с именем Анастасия. А зарубежное не хочется, не мое это.

— Просто сон дурной приснился, — хрипло произношу, с наслаждением вдыхая запах Сережкиной макушки. Это лучшее успокоительное, клянусь.

— Ты долго спала, ма.

— Разве? — вокруг так темно, хоть глаз выколи. А телефон скорее всего остался в сумке.

— Ага, я уже давно проснулся, ждал, когда ты отдохнешь.

— Ладно, пойдем найдем, что пожевать, а ты расскажешь, как у тебя вечер прошел, — стараюсь, чтобы мой голос звучал бодро и хриплость прошла. Вряд ли хорошая идея копаться в чужом холодильнике, но, надеюсь, найдется овсяная каша.

Сережка бодро идет куда-то, как будто изучил квартиру вдоль и поперек, рассказывая по дороге:

— Когда ты уснула, приехала еда. Дядя Витя заказал та-а-ак, — сын разводит руками для пущей убедительности, — много еды, что я не смог все съесть. Жаль, Макдональдса не было. Зато там была настоящий шашлык, огромный торт и…

— Доброе утро, — прерывает рассказ сына раскатистый баритон. Так непривычно слышать его, когда у Ильи был мелодичный тенор, а у отца грубый бас. Голос Виктора подошел бы для ораторского дела. Ему хочется подчиняться, он такой глубокий, объемный, заполняет пространство.

— Доброе, Виктор Алексеевич, — смущенно отвечаю. Чувствую себя сконфуженно от своего внешнего вида, от ситуации в целом.

Да и, судя по всему, уже прилично времени. Обвожу взглядом кухню: темно-зеленые и коричневые цвета, много живых растений. Ощущение, как будто оказалась в тропическом лесу. Приятно и расслабляет. Огромные окна не зашторены, поэтому виден парк, река и стеклянные офисные здания на том берегу. Серое небо, типичное для начала декабря. Справа нахожу часы: десять утра. Ого, сколько я спала! Больше двенадцати часов!

— Присаживайтесь, нам уже привезли завтрак, — Виктор указывает на стеклянный стол с массивными деревянными ножками, сам достает из шкафа тарелки.

Порываюсь предложить помощь, но у меня еще немного кружится голова, поэтому я присаживаюсь молча.

— Я могу помочь! — восклицает Сережка и, не спрашивая меня, бежит к барной стойке. Виктор улыбается и дает ему запакованные контейнеры.

А Илья бы не дал. Возмутился бы обязательно в самых ярких выражениях, что сын точно что-то уронит, запнется или сделает неправильно. Поэтому у нас никогда не было собаки, хотя мы с Сережкой всегда о ней мечтали.

“Зачем вам животные? — говорил Илья. — Кто с ним возиться будет? Сгрызет наш новый ремонт, сами же потом выкинете!”

Ничего не происходит. Сережка благополучно доносит сперва один контейнер, затем другой до стола. Потом Виктор приносит лаконичные черные тарелки и золотые вилки и ложки. Вместе смотрится очень стильно.

Мужчина раскладывает еду, Сережка тут же уплетает порцию, а у меня от обилия запахов разбирает токсикоз, едва кусок в горло лезет. Лязг вилок о тарелки действует на нервы, поэтому я произношу:

— Красивый интерьер.

— Я старался, — скупо отвечает Виктор.

— Вы? — искренне удивляюсь, даже вилку убираю.

— Что тебя так удивляет? — он выгибает бровь.

— Ничего, просто… это талант.

В этот момент у мужчины звонит телефон.

— Извините, — коротко бросает он, встает из-за стола и уходит в новом для меня направлении.

Кстати, а мой телефон где?

Прошу сына принести сумку и, когда он это делает, ставлю мобильник на зарядку. Вскоре черный экран сменяется веселой заставкой смеющегося сына. И через полминуты телефон начинает вибрировать от уведомлений.