Непроизвольно улыбаюсь, оставляя эти мысли на потом. Может, вернусь к ним ночью. А может, вообще не вернусь. Всё же как-то странно всё это. 

Зар встречает меня с улыбкой и следующим стаканом, но, обратив внимание на то, что я себя обнимаю, начинает улыбаться ещё шире: 

— Замерзла? Иди ко мне — я тебя согрею в своих объятьях! 

— Не замёрзла, — смеюсь я, уворачиваясь от его рук, и замираю, попав прямиком в руки Ромы. 

Он криво улыбается, поймав мой наверняка испуганный взгляд, а через секунду на мои плечи ложится плотная ткань его толстовки. 

— Поможет от комаров, — подмигивает он и склоняется к уху: — Кажется, мышка, ты очаровала здесь каждого.  

«А тебя?» — так и хочет сорваться вопрос с языка, но я закусываю нижнюю губу и, чувствуя жар у щёк, благодарю его за кофту. Рома лишь усмехается и занимает своё прежнее место, а я занимаю своё. Мне тут же вручают стакан. Долго смотрю в него, пытаясь прийти в себя, но через минуту ощущаю на себе чей-то пристальный взгляд. Поднимаю глаза ровно в тот момент, когда Аня с недовольной миной на лице встаёт с места и начинает улыбаться всем, кроме меня, естественно: 

— Играем? Правда или действие. Кто «за»? 

Большинство кричит «за». 

— Но есть условие, — продолжает Аня. — Играют все или никто. Чтобы обидно никому не было, — строит невинные глаза в конце. 

Ох, это одновременно веселая и опасная игра...  

Пока Зар громогласно заявляет, что играть конечно же будут всё, а если кто-то трусит, то силой его здесь никто не держит, Рома опускается с перил, усаживаясь рядом и заглядывает мне в глаза: 

— Хочешь, я провожу тебя домой? 

— А сам вернёшься сюда? — чувствую я неладное. 

— Ну да, — пожимает он плечами. 

Ну точно. Меня спроваживают. Интересно почему? 

— Тогда нет. Я хочу остаться, — выдыхаю я, стараясь не показывать обиду. 

— Уверена? Ты же дрожишь от страха. Весь вечер от него дрожишь. 

— Пусть, — упрямо поджимаю я губы, — но я не хочу уходить... 

Рома пронзительно смотрит мне в глаза несколько секунд, словно изучает диковинку, а затем серьёзно, как никогда прежде, говорит: 

— Тогда договоримся, Ксю. Это всего лишь игра. Ты вообще здесь никому и ничего не должна, запомнила? 

— Запомнила, — вновь выдыхаю я от напряжения, сгустившегося между нами. 

— И можешь не пить, если не хочешь, — обхватывает он стенки моего стакана пальцами, задевая мои. 

— Не хочу... 

— Ну и отлично, — улыбнувшись, отставляет он стакан на лавку рядом, а затем... затем обнимает меня одной рукой, придвинувшись ко мне ближе! — Ты же не против? — шепчет он в мои волосы у виска. 

В горле мгновенно пересыхает, и, сглотнув сухость, я качаю головой. Я совсем-совсем не против. Правда, это не мешает мне нервничать. 

— Та-а-ак, — шутливо-угрожающе тянет Зар, обратив на нас внимание, но вдруг тушуется и вздыхает, присаживаясь на лавку там, где стоял: — Понял, не дурак. 

Я поднимаю глаза на Рому, но он лишь криво мне улыбается, а Миша начитает смеяться: 

— А Ромео-то наконец заявил права! 

— Вы достали вертеться вокруг неё! — взрывается Аня. — Играем! Кто начнёт? 

— Не кипятись, наша девочка, — улыбаясь, хватает её за кисть Вова и усаживает себе на колени, обняв. — Я начну. Рыжий, правда или действие? 

— Действие. 

Под смех всех остальных Вова заставляет Олега выпить два стакана пива подряд, не уронив и капли. Затем Рыжий заставляет Мишу пробежаться вокруг здания детского садика. Вернувшись запыхавшимся, но весёлым, Михаил выясняет у Марии, так как она выбрала правду, что та какое-то время действительно была в него влюблена — полчаса, не больше. Затем, кажется, Стас отжимается десять раз. Очень долго. Григория, который выбирает правду, просят рассказать о самом постыдном поступке. Этим поступком оказывается неспособность сдержать газы на первом свидании с какой-то девчонкой. Ане достаётся действие, поцеловать его в щёку. А та выбирает своей жертвой... Нет, не меня, чего я опасливо ожидала. Рому.