— Значит, слышал, что склад Гасана обчистили? 

— Слышал. 

— Ты поэтому ушёл? 

— А ты чё такой любопытный? — поворачивается к нему Миша. — Больше всех надо? 

— Остынь, чувак, мы просто разговариваем. 

— Чуваком будешь называть того, у кого... — выплевывает Миша почти у лица недоумевающего парня. 

— Э-э-э, парни, — подскакивает Зар и за плечи оттесняет их друг от друга. — Не будем Машке портить вечер тупыми разборками, лады? 

— Я вообще-то и не собирался, — поджимает губы парень и уходит. 

— Мих, чё взъелся-то на парнишку? — вновь смеётся Зар. — Думаешь, мордобоем сможешь увести у меня девчонку? А вот и фиг. Моя Ксюша против насилия. Забыл, как она заступилась за Ромыча? Полицией! Да же, Ксюш? 

Надо мной нагло насмехались. Что неудивительно. Но проглотив эту насмешку и кивнув, я всё же не могла не радоваться, что Зар при помощи меня пытается переключить внимание Михаила. Уж лучше так, чем разборки на пустом месте. 

— Что, Белова? — появляется возле нас Аня и садится на колени к Олегу, обняв того за шею одной рукой. — Наши мальчики слетелись на тебя, как мухи на... 

— Ань, — предостерегающе зыркает на неё Рома. 

— Варенье! — смеется она, откидывая голову назад. — Я хотела сказать варенье! А ты что подумал, Чижов? 

— Это и подумал, — хмыкает он. 

— Ро-о-ом, — игриво тянет она и обхватывает его колено пальцами, поглаживая. — Может, ты нам сыграешь? От этих басов уже голова болит. 

— Точняк, Ромыч, — подхватывает идею Зар и уходит, чтобы через две минуты вернуться с гитарой, по пути отключив колонку. Тут же раздаются возмущённые крики, на что Зар выставляет ладонь и авторитетно заявляет: — Спокойно. Время послушать настоящую музыку. 

Я вся подбираюсь, обрадованная тем, что буду непосредственным слушателем, которому, возможно, удастся поймать взгляд исполнителя. Да даже если не удастся, просто наблюдать за его лицом во время исполнения — моя заветная мечта. 

Пока Рома, ухмыляясь, укладывает на колени гитару, я замечаю, как все остальные, переговариваясь значительно тише, чем до этого, подходят ближе, садятся на свободные места, готовясь слушать или подпевать.  

Моё сердце наполняет восторг, потому что я наконец чувствую себя причастной к происходящему. Я сейчас здесь, рядом с ним. Даже открыто улыбаюсь Зару, когда он вновь садится на прежнее место, обнимая меня за плечи.  

Это что-то невероятное. Словно происходит не со мной. 

— Ксю, — смотрит на меня исполнитель моих мечт, приковывая ко мне тем самым внимание и остальных. — На правах гостьи можешь выбрать песню. Хочешь? 

— Ночная птица! — не задумываясь выдаю я. 

Рома лукаво сужает на меня глаза, а Аня возмущается: 

— Фу, она же скучная... Нашла что выбрать! 

— Заткнись, Ань, — перебивает её Зар. 

Та недовольно морщится и, вздернув подбородок, отворачивается, а Рома начинает играть... Опускаю глаза на сильные руки, желая запечатлеть на подкорке каждое движение длинных пальцев, ловко перебирающих струны, звуки которых вызывают трепет в самой душе, словно играя внутри. 

Потрясающие чувства. А потом Рома начинает петь, своим голосом рождая во мне ощущения, которые не передать словами. 

— О чём поёт... ночная птица, одна в осе-енней тишине... 

Поднимаю глаза на лицо певца и ловлю его прямой взгляд. Он поёт для меня. Его взгляд завораживает, не отпускает. А я и не хочу отводить глаза. Мне нравится то, что происходит. Мне нравятся эти чувства. Этот трепет и восторг. 

Кажется, я счастлива, как никогда прежде. Благодаря ему. 

8. Сцена восьмая

После «Птицы» ребята во главе Ани настояли на более весёлых и нормальных — по её же словам — песнях. Почти все подпевали, Зар, не всегда попадая в слова, надрывал горло у моего уха, попеременно дергая меня и выразительно играя бровями с намёком, чтобы и я присоединялась. Сначала я отнекивалась, улыбаясь одними губами, но спустя некоторое время всё же решилась тихонечко подпеть некоторым знакомым композициям.