Я стал ходить в «Палладиум», когда еще учился в школе, а вместо клуба там был театр. В середине восьмидесятых «Палладиум» был отличным местом проведения панк-роковых и нью-вейвовых концертов – один из запущенных, но еще сохранивших прежнюю величественность театров. У меня с моими школьными друзьями-панками была целая традиция посещения «Палладиума»: сесть на поезд «Метро-Норт» в Дариене и попытаться спрятаться в туалете, чтобы не платить за проезд. Если туалет был занят или выглядел слишком отвратительно, мы тратили деньги, заработанные на стрижке газонов, чтобы купить билет до Манхэттена за 4,25 доллара.

На Гранд-Централе мы тихо поздравляли себя с тем, что нас впустили в Нью-Йорк; для подростков-панков из Коннектикута даже дышать манхэттенским воздухом казалось чем-то из ряда вон выходящим. Мы несли на себе клеймо пригородного разочарования и одиночества; по всему выходило, что нас, в наших джинсах «Рэнглер», должны были остановить на границе Манхэттена и отправить обратно в Коннектикут с поджатыми нью-вейвовыми хвостами.

Мы несколько часов бродили вокруг Гранд-Централа, теряясь на концах платформ и исследуя подземные этажи вокзала, куда посторонних обычно не пускают. Гуляя по закрытым нижним этажам, мы надеялись найти там племена зомби-троглодитов, как в «Человеке Омега», но единственными живыми существами, с которыми мы там встречались, были крысы и (реже) бомжи, совсем не радостные от того, что их кто-то нашел.

Джим был басистом в нашей школьной панк-группе The Vatican Commandos и нашим лидером. Он носил косуху и кожаный ремень с шипами и знал, как работает нью-йоркское метро. Мы ходили за ним по разным крутым местам центра города: он вез нас по 6-й линии от Гранд-Централа до Канал-стрит, и мы шли в «Канал Джинс». У нас никогда не было ни на что денег, но нам очень нравилось смотреть на панк-рокерские футболки и прекрасных сотрудниц с пурпурными ирокезами. Мы стояли, спорили о наших любимых группах и футболках и спрашивали себя, сможем ли мы когда-нибудь выпросить у родителей достаточно денег, чтобы купить себе футболку Crass или Agnostic Front.

На Гранд-Централе мы тихо поздравляли себя с тем, что нас впустили в Нью-Йорк; для подростков-панков из Коннектикута даже дышать манхэттенским воздухом казалось чем-то из ряда вон выходящим.

Потом мы отправлялись в Юнион-Сквер-парк. Родители всегда давали нам одинаковые указания, когда мы ехали в город: «Возвращайтесь последним поездом и держитесь подальше от парков». Так что мы ходили вокруг Юнион-Сквер-парка, в котором было полно торчков и высохших деревьев. Потом шли в расположенную по соседству кафешку «Нейтанс» за хот-догами и «Кока-колой», садились за грязные пластиковые столы и пялились на наркоманов, панк-рокеров, копов и трансвеститов. Просидев несколько часов, тщательно храня «Колу» в бумажных стаканчиках, мы проходили пятьдесят футов от «Нейтанс» до «Палладиума». Скучающий сотрудник «Палладиума» отрывал контроль с наших билетов, и мы со всех ног бежали к сцене, надеясь встать в первый ряд.

Неважно, на кого мы шли: Boomtown Rats, Simple Minds, OMD или The Clash – мы безоговорочно обожали их всех. Они были настоящими музыкантами на настоящей сцене. Они записывали пластинки и приезжали из другой страны. Простояв пять часов у сцены, отплясывая под панк-рок и «новую волну», мы ехали по 6-й линии обратно на вокзал Гранд-Централ. В полночь Гранд-Централ выглядел пустой пещерой, где жили только бездомные, несколько наркодилеров и пьяные бизнесмены, спешившие на последние поезда до Ларчмонта, Брюстера и Дариена.