Отдышавшись немного, я отталкиваюсь от стены, нащупываю перила и иду дальше.

Наконец, где-то впереди показался свет. Жёлтый, как от старого фонаря. Его лучи проникают к лестнице через щель приоткрытой тяжёлой двери. Рут дождалась, пока я подойду к ней близко, и выскользнула на улицу. Она точно призрак! Человек не смог бы протиснуться в такую узкую щель. Но сейчас это не должно бы меня так интересовать.

Я последовал за ней, вытолкнул плечом дверь, но никого не увидел. Лишь пустая тёмная улица с серыми дверьми и заколоченными окнами. Вокруг такие же безлюдные дома. Только один-единственный фонарь светит здесь и старательно напоминает заплутавшим вроде меня о существовании жизни.

Я оглядываюсь. Понятия не имею, куда мне дальше. Налево? Направо? Улица тянется мимо меня тонкой ниточкой и не даёт никаких подсказок. Я поднял голову. Небо высоко над головой, облачно, моросит дождь. Чёрт, даже огней города не видно. Прислушиваюсь, в надежде услышать шум машин. И он есть! Я его слышу! Кажется, справа.

Один не уступил другому, и вот они сигналят на всю улицу, кто громче. Не думал, что буду рад этому! За последние годы я, кажется, многим вещам научился радоваться. Особенно самым простым, вроде скандалящих автомобилистов.

– Рут! – прохрипел я. – Рут!

Но Рут мне не ответила. Мне никто не ответил.

– Рут! – надрывно вырывался хрип из моей груди. – Рут, где ты?

Я иду, держась за стену здания. Знаю, что Рут мне не ответит, потому что… Потому что её, кажется, вовсе здесь не было. И всё-таки я продолжаю звать её. Её имя, надежда увидеть мисс Дэвис придаёт мне сил. Я иду и иду, как наконец звуки живых улиц стали ближе.

Где-то среди гула человеческих голосов, сигналов машин и громыхающей музыки из крошечных китайских магазинчиков я различаю сирену полицейских машин. Ещё немного и мне начнёт мерещиться голос Мэтта.

Я прикладываю все оставшиеся силы, чтобы скорее добраться до людей, но падаю, не добравшись до оживлённого тротуара каких-то несколько десятков метров. Колени подкосились, и сколько бы я ни пытался зацепиться за стену и мусорные баки, всё равно упал.

Веки наливаются свинцом, дышать трудно и, кажется, я снова теряю сознание.

И вдруг шаги! Шаги так близко! Это точно человек, но я никак не могу подать признаков жизни. Сквозь закрытые веки я вижу яркий свет. Он всё равно слепит так же, как слепил бы, будь я с открытыми глазами.

– Эй! – крикнул мужчина. – Эй, сюда! Он здесь! Детектив Дормер, он здесь! Здесь!

Дормер… Ох, а я-то уже грешным делом подумал, что сбрендил. Мэтт… Он искал меня. Значит, меня долго не было. Но бежит ко мне не он. Точно не он. У Мэтта шаги тяжелее и громче, а этот человек будто бы порхает. Я почувствовал лёгкий аромат ладана и церковных свеч, и не смог не улыбнуться. Не знаю, улыбнулся ли я на самом деле или это случилось только в моей голове, но это нисколько не отрицает факта, что ко мне бежит мой дорогой священник.

Он грохнулся на колени рядом со мной – я даже в своих коленях боль почувствовал, – и обнял моё лицо ладонями.

– Митчелл! Митчелл! – он прижался ко мне со всей силой. Несмотря на боль в груди, я всё равно рад, что он обнимает меня. – Чёрт бы тебя, Митч! – его голос задрожал. – Эй, кто-нибудь! Ему нужен врач!

– Врача, живо! – рычал Мэтт, приближаясь к нам. – Митч, вот же ты… – он не закончил и вместо слова только гневно зарычал. – Митч, да что с тобой не так?!

Мне стало тепло внутри, спокойно. Наверное, поэтому я утонул в какой-то неге и отключился.

В больничных стенах пахнет всегда одинаково: хлоркой, антисептиками с примесью крови и вчерашним куриным бульоном. И без того насыщенный букет щедро приправлен специфическим запахом медикаментов. Его ни с чем не спутаешь! По-моему, в каком бы уголке мира ты ни был, таблетки везде пахнут одинаково.