Сколько я здесь уже? Несколько часов? Сутки? Больше? Эйден, наверное, с ума уже сходит. Да и Мэтт… Точно. Они оба будут искать меня. Если не явлюсь до ужина, Эйден точно забеспокоится. Интересно, сколько же я здесь на самом деле?

Пока я собирался с силами, чтобы встать, на город опускались сумерки. Свет в окнах тускнеет, помещение заполоняют тени. Я наконец справился со скотчем и на карачках сполз с покрывала. Холод пробирается до колен через ткань джинсов с завидной лёгкостью. Не то от проклятого холода, не то от ужасной слабости мои ноги подкашиваются. Я снова пытаюсь встать.

Вдруг тишину за дверью нарушил голос. Знакомый до боли, до трепета всего прекрасного, что есть в человеческой душе голос.

– Митчелл? Митчелл?

Я, позабыв о слабости, попытался рывком вскочить с пола. И в моей голове я уже летел навстречу этому чудному голосу, а на деле едва поднялся на ноги, привалившись плечом к стене. Голос сел. Я не могу произнести ни слова, сколько бы ни пытался. Просто открываю рот, как рыба, и толку от этого совершенно никакого. Я побрёл к двери, собрав все силы в кулак.

– Митчелл! Митчелл!

Голос становится всё ближе. Я надавливаю на ручку и практически вываливаюсь в длинный безлюдный коридор. В темноте не особо видно, сколько ещё дверей находится здесь, но кажется, что не меньше полусотни. Или у меня просто в глазах двоится?

– Митчелл! Митчелл!

Голос звучит так близко, но я никого не вижу. Кажется, он идёт из конца коридора. Вероятно, там лестница вниз.

Коридор слабо освещает свет из грязного окна в конце. По-моему, там уличный фонарь. Стекло слишком грязное, чтобы пропускать больше света, но и это лучше, чем ничего. Я побрёл к лестнице, цепляясь за всё, что попадётся на пути.

Одышка меня замедляет. Не знаю, что мне там вкалывали, от чего я должен был «отбросить коньки», но это очень повлияло на работу сердца. Мне едва хватает сил не только на движения, но и на простое дыхание.

– Митчелл!

Я схватился за дверной косяк и выглянул на лестницу. Рут! Я готов поклясться, что передо мной стоит Рут! Та самая! Перед глазами, похоже, всё поплыло от моей «прогулки» по коридору – тело мисс Дэвис кажется полупрозрачным, каким-то нереальным. Будто она просто моё видение или прекрасный сон.

– Митчелл! – на её глазах тут же навернулись слёзы, а голос задрожал. – Идём, идём!

Я цепляюсь за неё, словно за последнюю ниточку, ведущую к реальности. Но стоит мне только протянуть к Рут руку, как она оказывается на шаг дальше от меня. Она спускается по лестнице, а я опять бреду за ней, хватаясь за качающиеся перила.

На лестнице темно и совершенно ничего не видно. У самого её начала на ступеньки падал хоть какой-то свет из грязного окна, но чем ниже я спускаюсь, тем темнее становится. Ничего не видно. Я иду наощупь. Боюсь споткнуться, потому что точно знаю – если упаду, то уже не смогу подняться.

Под ногами хрустит стекло. Я передвигаю ноги, расталкивая на своём пути вездесущий мусор. Кажется, здесь доски, какие-то железки, всё то же стекло и пластик. Бутылки, посуда, пакеты, что-то ещё. Я добрался до угла лестничной площадки и прислонился к нему спиной.

Воздуха не хватает категорически. Я уже не уверен: так ли на самом деле темно на лестнице или это просто я уже ни черта не вижу?

Рут смотрит на меня с жалостью, которую она так старается скрывать. Не выходит. Её глаза… Её взгляд красноречивее любых слов. Рут наблюдает за мной, ждёт, пока я смогу идти дальше. Забавно, что я так хорошо её вижу в полной темноте. От Рут будто бы исходит какое-то свечение. Тёплое, манкое… Почти такое же, как от Эйдена, когда он долго и вдумчиво молится. Даже если у меня совсем не останется никаких сил, я всё равно буду идти, чтобы прикоснуться к Рут, к её магическому, почти ангельскому свету.