- Оставь… пожалуйста, заберешь потом чистое, - попросила его.
- Ладно, - засмотрелся он на меня, мотнул головой: - Не стой ты так. Накинь что… проводи меня.
- Сейчас, Ванечка, - кинулась я мотать шаль наподобие парэо, вступила в разношенные чуни бабы Мани, вспомнила о ней на секунду, следом - про всю окружающую действительность, и сердце дернулось в надежде – я же задержала его! Теперь с рассветом видно будет все село – с крышами из металлочерепицы разного цвета, электрическими столбами нового образца, тот же асфальт не так далеко. А может – и пусть? Что-то нарушится и изменится тоже что-то, и он тут – возле меня останется, живой и невредимый.
- Ваня? – жалобно окликнула я его, увидев, что все уже – справился. Полностью одет, обут, часы на руке, и кобура с пистолетом на пояс пристегнута.
- Давай, я покажу тебе село?
- Некогда, Алена, в другой раз, - бережно обнял он меня за плечи и вывел из постройки. С надеждой задержав дыхание, я разочаровано выдохнула - на дворе стоял туман. Густой и вязкий, как кисель, он полз и стелился под ноги, прямо на глазах опадая мелкими каплями на траву. Глухо щелкнул где-то в его молочной глубине соловей и сразу умолк… Не захотел петь сослепу, или подругу не видел – не петь же абы для кого? Я отчаянно и безнадежно вздохнула. Вцепиться, как клещ, что ли и не отпустить никуда? Не станет же он отдирать меня и отбиваться? А потом время совсем выйдет, туман опадет, уляжется, и он увидит и поймет. И это все решит… или нет?
Иван взял меня за руку и повел к дому, за которым, еле угадываясь, темнела громада танка. Мы подошли и остановились возле мокрой от утренней влаги брони, воняющей остывшей солярой и мазутом. Я не особо и рассматривала – без этого было на кого смотреть. Он ласково взял мое лицо в руки, крепко поцеловал, жадно впиваясь в мой рот, оторвался со стоном… Смотрел… потом легонько чмокнул еще раз и выдохнул:
- Жди сегодня вечером, готовься... Буду.
Провел ладонями по моим щекам, отпуская, и тут до некоторых дошло! Я вдруг ощутила их жесткость, почувствовала, как царапнули мою кожу его искалеченные пальцы – будто только проснулась после долгой ночи, только сейчас вернулась нужная коже та самая - как воздух необходимая чувствительность.
- Вань, а мазь?! А руки! - схватила я его ладони, в ужасе рассматривая чуть посветлевшие, но все такие же страшные трещины и ставшую только на тон светлее кожу.
- Сволочь я последняя! Ванечка, подожди минутку, я мигом! Я мазь принесу, я сейчас! – дернулась я и помчалась к бане. Слетела по косогору, перепрыгнула три земляные ступени, чуть не навернувшись на мокрой от росы траве, еле удержав равновесие. Споткнулась, выпрямилась и… замерла, а потом медленно осела. Прямо на сырую траву и плюхнулась. Потому что за спиной взревел движок, лязгнуло железо, загремело, двинулось, пошло, и… смолкло…
Безо всяких сил - физических и душевных, я тихо склонилась и прилегла щекой на мокрое... прикрыла глаза.
19. Глава 19
Много времени мое лежание не заняло, и думать мне это не помешало – враз подкосившее ощущение страшного разочарования… пустоты… случившегося по отношению ко мне глобального по своей величине обмана… ни разу не заслуженной несправедливости. Сложно с этими оттенками… Проще, когда без них - только что было хорошо, а потом вдруг стало плохо.
Нужно было приходить в себя и попытаться разобраться во всем. В первую очередь – насколько я сейчас адекватна, в ясном ли сознании и в осознании ли вообще? Или же благополучно пришла в себя после лунатического бреда? Как-то буквально еще пять минут назад этих вопросов не возникало, а тут ожидаемо всплыли. О том, что имел место жестокий розыгрыш, я даже мысли не допускала, а напряженно соображала – насколько в принципе возможно и реально случившееся этой ночью? И речь не о сексе.