– Погодите секундочку, мой дорогой месье Флаксман, – послышался через некоторое время голос Тьерри. – Все это и в самом деле очень умно и изобретательно и вызывает искреннее восхищение как гипотеза, но доказательство? Доказательство – вот что нам теперь требуется.

Флаксман Лоу прямо взглянул на полных скептицизма собеседников.

– Это волосы сэра Джилберта Блэкбертона, – проговорил он медленно. – А это ноготь с мизинца его левой руки. Проверить мои утверждения вы можете, открыв гроб.

Сэр Джордж, который до этого нервно расхаживал по комнате, подошел поближе.

– Происходящее в доме мне не нравится, мистер Лоу, скажу откровенно. Совсем не нравится. У меня нет никаких возражений против того, чтобы вскрыть могилу, однако подтверждение этой вашей малоприятной теории заботит меня в последнюю очередь. Желание у меня лишь одно – избавиться от этой потусторонней силы в своем доме, какой бы она ни была.

– Если я прав, – отвечал Лоу, – вскрытие гроба и краткое воздействие яркого солнечного света на останки освободит вас от этой силы навсегда.

Рано утром, когда лужайки Янда залило теплое летнее солнце, трое наших героев перенесли гроб из склепа на уединенную прогалину среди кустов, где и подняли крышку, не опасаясь посторонних глаз.

Труп в гробу был очень похож на Джилберта Блэкбертона, однако до глаз зарос длинными жесткими волосами и бородой. Спутанные ресницы обрамляли впалые щеки, а ногти на костлявых руках были скрученные, как штопоры. Лоу нагнулся и осторожно приподнял левую руку трупа.

Ногтя на мизинце не было!

Два часа спустя они вернулись и посмотрели снова. За это время солнце сделало свое дело – не осталось ничего, кроме голого скелета и нескольких полуистлевших лоскутов ткани.

С тех пор о призраке из Янд-мэнор больше не слышали. Прощаясь с Флаксманом Лоу, Тьерри сказал:

– Со временем, мой дорогой месье Флаксман, вы прибавите к имеющимся у нас наукам новую дисциплину. Ваши факты обоснованы так надежно, что это совершенно обезоруживает меня.

Перевод В. Полищук

– Сегодня приедет учительница из Эктона, – объявила старшая из сестер Джилл, София.

– Верно, – согласилась младшая, Аманда.

– Я решила отвести ей юго-западную комнату, – сообщила София.

Аманда посмотрела на сестру, и в лице ее смешались сомнение и ужас.

– Полагаю, она… – нерешительно начала Аманда.

– Она что? – резко переспросила София; она была решительнее сестры.

Обе были невысокого роста и полными, но София – коренастой, а Аманда – дряблой. День выдался жаркий, и Аманда надела мешковатое муслиновое платье, София же никаких послаблений себе не позволила, и под накрахмаленным батистом ее пышный стан был затянут в корсет.

– Мне кажется, она будет против того, чтобы спать в этой комнате, ведь тетя Харриет умерла там совсем недавно, – запинаясь, пробормотала Аманда.

– Пф! Что за чепуха! – воскликнула София. – Если ты намерена в этом доме выбирать для постояльцев комнаты, где никто не умер, забот не оберешься. У дедушки Экли было семеро детей; насколько мне известно, четверо из них умерли здесь, не говоря о дедушке и бабушке. Помнится, прабабушка Экли, мать дедушки, тоже умерла здесь; и прадедушка Экли; и дедушкина незамужняя сестра, Фанни Экли. Сомневаюсь, что в этом доме найдется хоть одна комната или постель, где никто не отошел в мир иной.

– Что ж, наверное, глупо с моей стороны рассуждать об этом, а учительница пусть живет там, куда мы ее поселим, – ответила Аманда.

– Именно. Комната на северо-восточной стороне тесна и душновата, а эта дама тучная, и ей, скорее всего, будет там жарко. Она скопила денег и может позволить себе снимать жилье на лето, а если ей у нас все понравится, то, верно, и в будущем году приедет, – рассудила София. – Ну а теперь ступай-ка ты и проверь, не налетело ли пыли, с тех пор как там делали уборку, да отвори западные окна, чтобы было солнечно, а я займусь пирогом.