Наконец замок поддался, и мы буквально ввалились в дом, сопровождаемые резким скрипом давно не смазанных петель.
– Да, и будем знакомы: меня зовут Рик, – проворчал мой самоприглашенный гость, снова поворачивая меня к себе и начиная торопливо расстегивать блузку у меня на груди, но стоило мне попробовать ему помочь, и он раздраженно зашипел, совсем не любезно отпихивая мои руки: – Тихо, тут идет п*здец какая жизненно-важная проверка! Не вмешивайся в чистоту эксперимента!
Распахнув полы побежденного предмета одежды, он так же бесцеремонно и глядя сосредоточенно, как если бы занимался действительно чем-то предельно серьезным и значимым, расстегнул мой бюстгальтер и, заурчав как-то по-звериному, обхватил мои не слишком щедрые округлости ладонями, как чашами, нежно сдвигая вместе, и уткнулся в них лицом, изливая в созданную им же глубокую ложбинку нечто восхищенно-непристойное без единого цензурного слова, постанывая и глубоко вдыхая. Постояв так с минуту, парень отстранился, чуть потер напоследок мои соски, заставив всхлипнуть от лавины жара во всем теле от этой легчайшей манипуляции, и опустил руки, выпрямляясь во весь рост передо мной.
– А теперь потрогай меня уже, как делала в прошлый раз, а то у меня крыша съедет.
Я не слишком хорошо помнила, каким таким особенным образом трогала его, и на несколько секунд замешкалась, силясь припомнить свои действия, но Рик нахмурился почти гневно, толкая меня бедрами к стене и прижимаясь, и издал потрясающий звук, такой нетерпеливый, требовательный и умоляющий одновременно, что мои руки взлетели сами собой, ложась ему на грудь и шею в стремлении уловить эту низкую волшебную вибрацию, продлить ее. Веки Мангуста чуть опустились, сквозь густые ресницы меня обожгло его голодом, провоцируя на пробуждение мой собственный. Скулы его обострились еще больше, нижняя челюсть напряглась, чуть выдвигая вперед подбородок, наполняя меня восхищением перед его экзотичной красотой на грани потрясения.
Господи, что это за линия его хмурящихся бровей с поблескивающим серебром пирсинга! Просто невероятно! Нос ровный, крупный, с такими подвижными, «говорящими» каждым изменением очертания ноздрями. Разрез глаз, с самую малость опущенными уголками, как будто он все время немного щурится. И эта радужка – непередаваемая палитра спелой, темной, едва ли не черной вишни и еще более темного шоколада, сменяющие друг друга в зависимости от освещения. Я бы сначала так и рисовала его – частями. Лоб, с собравшимися сейчас морщинками. Склон плеча, с выступающей ключицей, которую мне хочется отчего-то прикусить. Предплечье, крепкое, широкое с негустыми черными волосками и выпуклыми венами.
– Ох, бля-я-я, да-а-а, – протянул Рик, подаваясь навстречу моим пальцам, как помешанный на поглаживаниях кот. – Да, вот так, трогай меня так и смотри, будто я охеренный… у меня от этого аж яйца каменеют, спустить в штаны готов… С*ка, какой же кайф, когда ты просто вот так смотришь.
– Как же я смотрю? – удивилась я, набравшись смелости и потянув его футболку из-под пояса джинсов.
– Вот так! – отрезал Мангуст, ничего не объясняя, и сдернул трикотаж через голову, освобождая меня от необходимости его постепенного обнажения.
– Это всего лишь потому, что ты меня завораживаешь, – честно призналась, пробегая пальцами сначала по рельефам сухих мышц на его груди и животе, а потом начав обводить и контуры сложных многочисленных татуировок, подключив еще и губы с языком. Не в силах отказать себе в желании увидеть его опять целиком обнаженным, расстегнула пряжку широкого ремня, опускаясь на колени.