— Ой! Простите великодушно, господин Долохов… — брюнетка склонила голову и присела в издевательском книксене, а потом, захлопнув дверь, прошагала прямо к директорскому столу и швырнула на него сумку. — Просто умственные способности вашей невесты поражают меня все больше! И я даже не знаю, чему удивляться сильнее: тому, что при приеме на работу она даже не проверила, кому принадлежит эта компания, или тому, что она уверена, будто действительно здесь ра-бо-та-ет! В то время как на самом деле всю грязь здесь полночи вычищают две настоящие уборщицы!

Чего? Что она такое говорит?!

— Э-э-э… — откликнулся на этот выпад мистер Д. — А напомни-ка мне, пожалуйста… чья была идея, чтобы я на ней женился?

— Моя! — недовольно скривилась брюнетка, она же Алексис, она же Алекс, она же Александра Исхакова. — Да, это была моя идея! Но кто бы мог подумать, что овечка окажется такой строптивой и сбежит из загона раньше времени! Что придется искать ее по всей стране, а после — придумывать для нее фейковую работу!

— Алекс, прекрати!

Скривившись еще сильнее, брюнетка прошла к стоявшему у стены дивану и грациозно опустилась на его краешек. Судя по выражению ее лица, прекращать она ничего не собиралась, но в этот момент в дверь постучали. Дверь приоткрылась — и в образовавшуюся щель просунулась голова директора.

— Какие люди! — прищурился мистер Д. — Заходи, Макс, не стесняйся. Будь как дома!

Директор вошел. Точнее — крабиком пролез в дверную щель вслед за головой. Выглядел он при этом как-то робко: напыщенный индюк превратился в пугливого воробышка.

— До меня дошли слухи, — неторопливо произнес мистер Д., вставая с кресла и нависая над столом, — что ты пристаешь к моей невесте. Делаешь ей непристойные предложения. Собрался нас облагодетельствовать, отправив на Мальдивы. Это правда?

Когда он закончил, на директоре лица не было: казалось, воробышек вот-вот отбросит лапки.

— Н-н-но… н-но, — директор стал заикаться, — я ведь… н-н-не знал, что она в-в-ваша н-н-невеста… разве м-можно было п-п-подумать, что ваша н-н-невеста станет здесь работать уб… уб…

Слово «уборщица» костью застряло в горле директора, и он, как ни старался, никак не мог выковырять его оттуда. Поэтому, прекратив напрасные попытки, он просто замолчал.

— Да, она у меня такая — скромная и самостоятельная, без предрассудков, — довольно произнес мистер Д., а потом вдруг снова подошел ко мне и, продолжая смотреть на директора, приобнял за плечи. — Всегда делает то, что хочет. Любит свободу и независимость. Удивительная девушка, не то что другие. Настоящий клад. За это я ее и полюбил.

— П-простите… п-п-простите! Я же не знал… Я… — продолжал заикаться директор.

— Ладно, Макс. Черт с тобой, живи пока, — смилостивился мистер Д. — Но больше так не делай. Не приставай к чужим девушкам, а то когда-нибудь огребешь по полной. Понял?

Продолжая бормотать что-то невнятное, директор так же бочком выскользнул из кабинета.

Брюнетка, которая все это время пристально наблюдала за этой сценой, внезапно запрокинула голову и громко засмеялась. Я впервые видела ее смеющейся, и мне это не понравилось: смех был скрипучим и очень противным, будто ржавые качели безостановочно вращались по кругу.

— Ой, не могу! — кажется, происходящее так ее развеселило, что на глазах у нее выступили слезы. — «За это я ее и полюбил!» — продолжая смеяться, повторила она. — Клянусь, Матвей, даже я чуть не повелась!

Ну все, достаточно повеселились!

Почти весь спектакль я молчала — была слишком растеряна. Но теперь растерянность сменилась злостью.