– Между прочим, – заметила Нэш, – это не звонок «по комнатам». Это «выключить свет».

– Я не представляла себе, что так поздно. Это относится и ко мне?

– Ну конечно, нет. Олимпийцы ведут себя, как им угодно.

– Даже если живешь на чужой территории?

– Вот и ваша келья, – сказала Нэш, включила свет и посторонилась, пропуская Люси в маленькую чистую комнатку, веселую, идеально чистую, сверкающую в ничем не затененном свете. После полутонов летнего вечера и изящества георгианской гостиной она выглядела как иллюстрация из какого-нибудь толстого американского каталога. – Я рада, что встретила вас, потому что мне нужно кое-что сказать вам. Не я принесу вам утром завтрак.

– О, все в порядке, – начала было Люси, – мне все равно надо будет встать…

– Я не это хотела сказать. Совсем не это. Просто юная Моррис попросила, нельзя ли ей – она еще Младшая – и…

– Похитительница Джорджа?

– Ой, я и забыла, что вы были при этом. Да, она. Кажется, она считает, что много потеряет в жизни, если не принесет вам завтрак в ваше последнее утро в Лейсе. Так что я сказала, что, если она не станет просить у вас автограф или еще как-нибудь надоедать, пусть несет. Надеюсь, вы не против? Она славный ребенок, и это в самом деле доставит ей огромное удовольствие.

Люси была согласна даже, чтобы завтрак ей принес свирепый негр-убийца, только чтобы она могла съесть свой жесткий, как подошва, тост в мире и покое; она ответила, что будет благодарна юной Моррис и что, между прочим, это утро не будет последним. Она остается и в четверг будет читать лекцию.

– Правда?! О, чудесно! Я так рада! Все будут рады. Вы нам так нужны.

– Как лекарство? – наморщила Люси нос.

– Нет, как тоник.

– Сироп какой-то, – проговорила Люси, но в душе она была довольна.

Так довольна, что, даже закалывая волосы в соответствующих местах маленькими шпильками, она не испытала обычной дикой скуки. Люси намазала лицо кремом и стала с непривычной терпимостью разглядывать его, лишенное грима, блестящее в ярком свете. Без сомнения, ее склонность к полноте предотвращала появление морщин; если ваше лицо похоже на булочку, утешает по крайней мере то, что это свежая булочка. Кроме того, ей пришло на ум, что каждому человеку дается соответствующий его сути облик. Если бы у нее был нос Гарбо, ей пришлось бы одеваться соответственно этому, а если бы у нее были скулы мисс Люкс, ей пришлось бы вести соответствующую этому жизнь. Люси никогда не могла жить соответственно чему-то. Даже Книге.

Вовремя вспомнив, что лампы у кровати нет – студентки не должны заниматься в постели, – она выключила свет, подошла к окну, раздернула занавески и выглянула во двор. Стоя у открытого настежь окна, Люси вдыхала прохладный ночной воздух, наполненный ароматами. Глубокая тишина опустилась на Лейс. Болтовня, звонки, смех, дикие возгласы, топот ног, шум воды, бешено льющейся в ванну, приезды, отъезды – все замерло в этом огромном молчащем доме, темная масса которого виднелась даже в окружающем мраке.

– Мисс Пим!

Шепот донесся из окна напротив.

Разве они видят ее? Нет, конечно, нет. Просто кто-то услышал легкий шорох раздвигаемых занавесок.

– Мисс Пим, мы так рады, что вы остаетесь.

Быстро же распространяются слухи в колледже! Не прошло и пятнадцати минут, как Нэш пожелала ей доброй ночи, а новость уже достигла противоположного крыла.

Люси еще не успела ответить, как из невидимых окон, окружающих маленький четырехугольник, донесся хор шепчущих голосов.

– Да, мисс Пим. Мы рады. Рады, мисс Пим. Да. Да. Рады, мисс Пим.

– Спокойной ночи всем, – сказала Люси.