– Нуждаетесь ли вы в чем-либо?

– Если да, вы скоро об этом узнаете. А теперь слушайте. Моя племянница Марджери выходит замуж за младшего сына Монмаута Роджера. Полагаю, вам об этом известно.

– Да.

В памяти Годвина высветилось: Марджери, задрав белые ноги, лежит на спине в этой самой комнате со своим кузеном Ричардом, епископом Кингсбриджа.

– Свадьбу отложили из-за моего недомогания.

Неправда, размышлял молодой монах. Мост рухнул всего месяц назад. А правда, вероятно, состоит в том, что граф хочет проверить, не пошатнулась ли после всей этой истории его власть, является ли он еще силой, достойной альянса с графом Монмаутом. Роланд продолжал:

– Свадьба состоится в Кингсбриджском соборе через три недели.

Строго говоря, в данной ситуации полагалось просить, а не приказывать, и новоизбранный настоятель вполне мог возмутиться подобным высокомерием, но аббата здесь не было. Да и никакой причины для отказа Годвин не видел.

– Хорошо, милорд. Я приготовлю все необходимое.

– К свадьбе новый аббат должен приступить к своим обязанностям, – продолжил Роланд.

Симеон засопел от изумления. Годвин быстро прикинул, что спешка ему только на руку.

– Разумеется, – поклонился он. – У нас было два кандидата, но сегодня помощник аббата Карл снял свою кандидатуру, и остался только брат Томас, помощник ризничего. Мы проведем выборы, как только вы этого пожелаете.

Он не мог поверить в удачу. Казначей, даже не особенно скрывая уныние, все же попытался сказать:

– Позвольте…

Но Роланд перебил:

– Я не хочу Томаса.

А вот этого Годвин не ожидал. Симеон ухмыльнулся, обрадовавшись, что в последний момент все резко изменилось. Ризничий пробормотал:

– Но, милорд…

– Вызовите из обители Святого Иоанна-в-Лесу моего родича, Савла Белую Голову, – вновь перебил граф.

У Годвина в сердце шевельнулась змея. Савл его ровесник. Послушниками они дружили, затем вместе отправились в Оксфорд, однако разошлись. Савл стал куда набожнее собрата. Впоследствии Белую Голову назначили настоятелем отдаленной обители Святого Иоанна. Он очень серьезно относится к монашеской добродетели смирения и ни за что не будет бороться за власть. Но Савл жив, благочестив, и его все любят.

– Как можно скорее, – закончил Роланд. – Я назначу его аббатом Кингсбриджа.

Мерфин сидел на крыше церкви Святого Марка, перед ним расстелился весь город. На юго-востоке река огибала аббатство. Его строениями и землями была занята добрая четверть Кинсгбриджа – кладбище, рыночная площадь, фруктовый сад, огороды, а посреди, будто дуб в зарослях крапивы, высился собор. Фитцджеральд видел, как служки аббатства собирают в огороде овощи, чистят конюшни, разгружают повозки.

В центре жили состоятельные горожане, особенно на главной улице, поднимавшейся по склону от реки: ее сотни лет назад проложили первые монахи. По улице целеустремленно – купцы всегда заняты – шагали зажиточные торговцы, которых можно было узнать по ярким плащам из тонкого сукна. Другая большая улица – верхняя – через центр пересекала город с запада на восток, перекрещиваясь с главной под прямым углом у северо-западной оконечности аббатства. Там же виднелась широкая крыша здания гильдии, самого крупного здания в Кингсбридже после собора.

На главную улицу возле «Колокола» смотрели монастырские ворота, напротив них располагался дом Керис, выше почти всех остальных домов. У таверны Мерфин разглядел толпу, окружившую монаха Мёрдоу. Последний, не связанный особо ни с каким монашеским орденом, после крушения моста остался в Кингсбридже. Потрясенные, осиротевшие люди оказались крайне восприимчивы к его эмоциональным уличным проповедям, и краснобай греб серебряные полпенни и фартинги чуть не лопатой. Юноша считал его самого мошенником, его праведный гнев – лицемерием, слезы – маской, за которой прятались бессовестность и жадность, но молодой человек был в меньшинстве.