Появление такой дорогой машины на дороге небольшого поселка, конечно, привлекло внимание немногочисленных зевак. Даже заколебался: редко, но все же появляющийся джентльмен во мне требовал выскочить из машины и, распахнув дверь, со всеми церемониями посадить свою милашку в салон. Но, может, не стоит компрометировать Золушку, в поселке сплетни быстро распространяются. Джентльмен победил, а скорее, мне хотелось показать всему миру, что эта красивая, милая куколка моя и только я могу ею играться.
Надеюсь, видео моего великого явления не додумаются снять. Золушка, чувствуя на себе эти без всякой меры любопытные, местами откровенно завистливые взгляды, почти бегом бросилась к машине. Когда поравнялась со мной, нестерпимо захотелось собственнически сжать ее в объятьях, влепить ее такую нежную в свое тело и поцеловать, сожрать своими губами аленький цветочек ее рта. Прямо кожа болела, губы горели, легкие сжимались от этого нестерпимого желания немедленной близости. Удержался, иначе неизвестно до чего дойдут слухи в поселке Великомихайловском благодаря женщинам предпенсионного и пенсионного возраста.
Когда усадил Золушку в машину и сам сел за руль белого коня, стремительно нажал на педаль газа, унося нас подальше от любопытных глаз.
— Игорь, пожалуйста, не так быстро. — Тонкие девичьи пальчики испуганно легли на автомобильную панель.
Вот дубина, она же у меня такая пугливая девочка.
— Прости, белый конь сегодня расшалился.
Но скорость существенно сбросил.
— Белый конь или его хозяин?
— Мы оба шальные, — улыбнулся я.
— Дурные вы оба, и я дурная, надо было встретиться где-нибудь на выезде. Теперь столько пересудов будет.
— Поздно, Золушка, уже все знают, что ты моя.
Отъехал немного от поселка и резко остановил машину. Потому что кожа болела, губы горели, легкие сжимались от нестерпимого желания немедленной близости.
— Конь опять чудит? — выгнув бровки, весело спросила Золушка.
— Нет, на этот раз я.
И, отстегнув сначала свой, потом ее ремень, потянул Золушку на себя. Пальцы одной руки ухватили девичью голову под косой, вдохнул полной грудью запах своей вредной училки, вкусил губами аленький цветочек ее рта, а пальцы второй руки пошли путешествовать по стройному телу. Очень вкусный цветочек, очень вкусная девочка. Даша Мельникова то ли недовольно, то ли возбужденно пискнула. Пусть будет возбужденно, ведь отпустить ее сейчас не в состоянии. Возбужденно… Она тоже горела, вся дрожала, прерывисто дышала и, позабыв о скромности, лихорадочно шарила руками по моему телу, одновременно распахивая свой аленький цветочек, чтобы мне было удобнее ее целовать. Сладкая девочка, чувственная…
Если сейчас не остановиться, то я ее прямо в машине оприходую, и самое главное — кажется, она совершенно не против, совершенно не осознает нависшей над ней опасности.
— Стоп-стоп, Золушка.
Раз — усадил ее обратно в кресло, два — пристегнул ремень безопасности, красиво перетянув девичью грудь. Чуть не застонал в голос, так хотелось сдавить ее не только ремнем. Припечатал пухлые губы своими пальцами. В серых глазах было жаркое безумие. Ну нельзя же так смотреть, я ведь не железный, в конце концов у меня больше недели не было женщины.
— Тс-с-с, милая, разве тебя мама не учила, что, если хочешь доехать до города, нельзя так набрасываться на мужчин, — пошутил я. — Больше никаких шалостей.
— Не учила: когда мама умерла, мне было двенадцать лет, она еще не говорила со мной на такие темы.
Боже, что у нее за губы… Сейчас зацелованные мной, влажные, припухшие, чуть распахнутые. Стал сминать, растирать их пальцами. Это такое эстетическое и чувственное удовольствие. Черт, опять не выдержал, рядом с ней не остается силы воли, снова покусился на ее рот, на этот раз в томительно нежном поцелуе.