Я чувствовал, что у Маши тоже накипело. Она давненько копила все эти мысли, и я оказался первым, кому, оказалось, можно вывалить все это оптом.

- Хочешь сказать, она и зимой так ходит? – не поверил я.

- Не хочу я говорить, потому что это ужас. Но – да.

- У нее зимних вещей что ли нет?

- Есть куртка какая-то, но она ей не нравится. Большого размера что ли? Ника похудела, как в Москву переехала.

Я вспылил и сам повысил голос:

- Похудеешь тут. Все на коня своего чертового спускает.

Маша зашикала на меня, и я сжал губы.

- Это ненормально! – заявил я возмущенно, но тихо.

- Кто бы спорил. Только Мышь упертая. Не сказать, что упоротая. С одной стороны, она на работу не ходит, ей вроде и без надобности полную экипировку иметь. Но это все-таки Москва, а не Алания какая-нибудь.

- Хочешь сказать, что она не купит себе куртку даже после вот этого вот, - я кивнул на нашу комнату, где спала больная Ника.

- Не хочу я ничего говорить, Дим. Но ей особенно и не на что покупать. В этом месяце ты ее, конечно, выручил, но придется и в следующем платить две цены, пока не найдем соседку. Ника на себе будет экономить, пока не сдохнет. Такая натура. Спасает коней, бомжей, а себя забывает регулярно. Крутой суп, кстати. Спасибо.

- Не за что, - буркнул я.

Говорить о Мышке мне больше не хотелось. Вернее, я бы обсудил ее доброту и чувство юмора, но не чертово упрямство и жертвенность. Я пожелал Маше приятного аппетита, сделал себе чай, налил воды для Ники и вернулся в комнату. Мышка спала.

Я смотрел на нее и думал. Завтра, если температура упадет, она сядет работать, а послезавтра, даже если придется есть таблетки, отправится к Шоколаду. В той же проклятой куртке. Я почти желал, чтобы болезнь не отступала, и Ника оставалась в постели. Ужасные мысли на фоне беспомощности.

Но еще хуже была идея, которая пришла ко мне ночью и не давала спать. Я ворочался с боку набок и, возможно, разбудил Нику. Она села в кровати и шмыгнула носом.

- Ты как? – спросил я, включая ночник.

- Знобит опять, - ответила она и потянулась за носками.

Прогулявшись до туалета, Мышка очень удивила меня, попросив таблетку.

- Где там твой панадол?

Я указал на табурет, с которого убрал ковшик, но оставил воду и таблетки. Ника погрела градусник. Температура опять перевалила за тридцать восемь. Она съела пилюлю, запила. Я словно читал ее мысли: «Ради коня и трех страниц я обязана выжить».

Очень скоро она снова уснула, а я продолжал глазеть в чернильный потолок. На работу завтра точно не пойду. Мне нужны быстрые и большие деньги. Я знал только одно место, где могу их заработать. Вернее получить, потому что работой это назвать сложно. Подобный аттракцион я не одобрял, хоть и приходил смотреть несколько раз. Участвовать меня никогда не тянуло. Мне хватало адреналина в жизни. Только отбитый Марат отчаянно желал смешаться с народом, уравняться до максимума и показать себя во всей красе. У меня были другие принципы и ценности. Но сейчас единственное, что казалось мне ценным – это теплая куртка для Ники. Ради нее я оказался готов перешагнуть через себя.

Под утро я почти смирился, что не усну. Встал и потрогал Никин лоб. Он был холодный, и Мышка спала крепко, не реагируя на мои прикосновения. От этого мне стало невероятно спокойно. Вернувшись в кровать, я мгновенно провалился в сон.