«Весь горизонт, от края до края, светится смутным красноватым заревом. Оно в непрестанном движении, там и сям его прорезают вспышки пламени над стволами батарей… Грохот первых разрывов одним взмахом переносит какую-то частичку нашего бытия на тысячу лет назад. В нас просыпается инстинкт зверя, – это он руководит нашими действиями и охраняет нас. В нем нет осознанности, он действует гораздо быстрее, гораздо увереннее, гораздо безошибочнее, чем сознание… Быть может, это наша жизнь содрогается в самых сокровенных тайниках и поднимается из глубин постоять за себя», – трансформировал «быт» боя в эпическую ирреальность Ремарк^>29. Командир Семеновского полка генерал-майор И.С. Эттер описывал сражение 19 февраля так: «С 8 час[ов] утра неприятель стал буквально осыпать снарядами тяжелой и легкой артиллерии, поражая главным образом восточную часть леса и район, что к северу от леса, что у Витнихово^>30. В 11 часов утра на восточную часть леса началась неприятельская атака. 5-я рота – частный резерв правого боевого участка – была немедленно двинута для непосредственной поддержки, а 2-я рота полкового резерва направлена из д. Витнихово к резервному окопу 5-й роты. Ураганный огонь, перенесенный неприятелем вглубь по резервам, отсутствие ходов сообщения замедлили движение поддержки, 5-я же рота понесла большие потери и подошла к южной опушке, потеряв всех офицеров и половину нижних чинов. Южная опушка была занята неприятелем. В это время наши правофланговые роты в лесу (6-я и 7-я роты) были обойдены справа из окопов соседней роты. 6-я и 7-я роты… не отступили, приняли удар, произошла рукопашная схватка, и почти никто из них не вернулся»^>31.

Значительная часть «принявших удар» была убита, остальные, за редкими исключениями, взяты в плен, среди них – Михаил Тухачевский.

Офицер гвардейского стрелкового полка Г.А. Бенуа писал, что в феврале 1915 года под Ломжей «после упорных и тяжелых боев» полк, «имея далеко впереди себя 6-ю роту [где находился Тухачевский. – К).К.}, окопался и занял оборону. Ночью, перед рассветом, поднялся густой туман. Пользуясь им как дымовой завесой, батальон немцев обрушился без выстрела с гранатами на передовую роту. Силы были неравны. Ротный командир был убит, многие солдаты геройски погибли, и только человек сорок успели, отстреливаясь, отойти к своим. Человек тридцать попали в плен, вместе с ними получивший удар прикладом по голове подпоручик М. Тухачевский, которого подобрали в бессознательном состоянии»^>32.

Другой участник тех же событий Ю.В. Макаров так описывает этот, последний для Тухачевского в 1915 году, бой: «Веселаго схватил винтовку и довольно долго отбивался, но наконец упал, получив одну пулевую рану и две штыковых. С ним вместе бешено отбивались человек 30 его верных солдат. И все они полегли рядом со своим командиром. Человек 10 с прапорщиком Типольтом, раненным в руку, отстреливаясь, успели отбежать назад и присоединиться к полку. Человек 30 были забраны в плен, и вместе с ними Тухачевский. Как говорили, он получил удар прикладом по голове и был подобран в бессознательном состоянии. Славная 6-я рота фактически перестала существовать»^>33.

Воспоминания князя Касаткина-Ростовского вторят мемуарам Макарова: «Тухачевский, как передавали случайно вырвавшиеся из немецкого кольца люди, в минуту окружения, по-видимому, спал в бурке, в окопе. Когда началась стрельба, видели, как он выхватил шашку и, стреляя из револьвера, отбивался от немцев»^>34. Версии, как видно из процитированных фрагментов, совпадают. Справедливости ради, следует сослаться на источник, предлагающий иное видение этого военного эпизода: очерк выпускника Алексеевского военного училища В.Н. Посторонкина. В конце 1920-х годов Пражский архив собирал мемуары белоэмигрантов, причем хорошо за них платил, что было для многих единственным источником существования. Посторонкин мог выполнить «социальный заказ» – тем более что искренне ненавидел Тухачевского, перешедшего на сторону новой российской власти.