«Немцы окружили с тыла 6-ю роту семеновцев, положение коей усугублялось поднявшейся метелью, ветром и ночной порой. При внезапном появлении противника, что называется, “на носу” и с тыла, постепенно и решительно окружавшего железным кольцом указанную роту, люди вначале достаточно растерялись от неожиданности, но потом оправились и вступили в отчаянную схватку, упорно отбиваясь штыковым боем от численно превосходивших их немцев. Командир роты, капитан, на ходу вступает в командование группами людей и в страшном штыковом бою пал смертью героя: он был убит, на его теле, найденном нами впоследствии и опознанном по тому лишь признаку, что на трупе был нетронутым Георгиевский крест, было обнаружено более 20 пулевых и штыковых ран, что указывает на упорную личную борьбу капитана Веселаго». Далее – о Тухачевском: «Подпоручик Тухачевский лежал в легком наносном окопчике и спал, завернувшись в свою черную бурку, по-видимому, в ужасный момент появления врага он спал или дремал. Пробужденный шумом, он с частью людей принял участие в штыковом бою, но, не будучи раненным и, вероятно, не использовав всех средств для ведения боя, был захвачен в плен…»^>35 Бросается в глаза явная негативность оценок. Заметим: Посторонкин не только не воевал в одной роте с Тухачевским, он и к семеновцам не относился…

При передаче сведений о потерях Семеновского полка в штаб фронта произошла ошибка, и в газете Военного министерства «Русский инвалид» от 27 февраля появилось сообщение о гибели подпоручика Тухачевского. Его мать едва перенесла этот удар. Сопротивляться горю у нее уже не было сил: только что закончившийся 1914 год оказался тяжелым для семьи – умер ее глава, Николай Николаевич, умерла 23-летняя сестра Михаила Надежда, художница, выпускница Строгановского художественного училища. К счастью, ошибка скоро обнаружилась, и Мавра Тухачевская стала ждать писем от «воскресшего» любимого сына. Ожидание длилось долго.

Сестра М.Н. Тухачевского Елизавета Николаевна с дочерью Марианной. 1928.

[Семейная коллекция Н.А. Тухачевского]

«В газетах было напечатано, что Михаил Николаевич убит, а недели через две выяснилось, что он попал в плен. Вскоре из плена пришло первое письмо, и потом он нам писал довольно регулярно. Каждое, буквально каждое письмо начиналось словами: “Жив, здоров, все великолепно”. Обычно это были почтовые открытки. Когда в нашей семье узнали, что Миша в плену, то все единогласно решили, что скоро мы его увидим, так как вне всякого сомнения он оттуда очень скоро убежит. Часто в его открытках бывала фраза, что он надеется скоро увидеться. Но время шло, менялся адрес лагеря для военнопленных, а его все не было»^>36, – вспоминала Елизавета Николаевна, сестра Тухачевского.

Сестра М.Н. Тухачевского Мария Николаевна.

[Семейная коллекция Н.А. Тухачевского]

Для подпоручика Тухачевского, привыкшего за полгода к чреватой смертью, но в силу этого еще более упоительной для него фронтовой жизни, начались томительные будни немецкого плена. Два с половиной года он будет изобретательно и лихорадочно пытаться сократить время, бесстрастно отнимавшее у него деятельную жизнь. Несвобода, оторванность от Родины и от активной деятельности были для него самым страшным наказанием. Два проведенные в плену года не только стали школой непокорности, не только выкристаллизовали в нем почти фанатичное упорство в достижении цели, но и, несомненно, сформировали подсознательный страх оказаться в ситуации бездействия.

Ингольштадт – один из красивейших старых городов в Верхней Баварии. Великолепная архитектура в сочетании с привлекательным ландшафтом. Но ингольштадтские узники были – в прямом и переносном смысле слова – далеки от этих красот: форты, построенные в первой трети XIX века, как бы опоясывают город на расстоянии 10–12 км от его географической границы. Это кольцо фортов так и называется «пояс фортификаций». Во время Первой мировой они уже потеряли свое первоначальное стратегическое значение и использовались как помещения ингольштадтского лагеря для военнопленных.