— Дурочка, – я стал серьёзным.
— Нет, – мотнула головой она, растрепав волосы, а мне захотелось запустить в них руку, растопырив пальцы, сжать, оттянуть за них назад её голову, когда буду целовать шею или, наконец, доберусь до груди.
Настоящей, а не поддельной — хотелось знать какая она там под свитером и лифчиком.
— Да, – рыкнул я и встал, снимая наконец пиджак, рубашку, встал так, чтобы она никуда не делась. Взял её свитер за край и без церемоний стащил его через голову, отправил к пиджаку, оттолкнул саму звёздочку назад, чтобы упала на кровать. Вот теперь видел стеснение, которое в ней было. Такое невообразимое! Снял рубашку и отправил к остальной одежде. Теперь дело за ней…
Расстегнул ремень джинс, верхнюю пуговицу, вспомнил о презервативах, но сейчас идти за ними было равно тому, что упущу её, потому что она от меня свалит, значит позднее, сначала извести, а потом уже… Мне не хотелось думать, но тут – а что делать? Больше всего боялся, чтобы она была далека от меня, закрыта, думала о своей неидеальности, потому что совершенна в моих глазах…
Накрыл её тело своим, устроившись между ног, прижимаясь, отчаянно, терзая её губы своими, углубляя поцелуй, становился требовательным и грубым, но какие же чувства внутри меня бились сейчас…
Если бы я, весь из себя популярный автор, психолог, куда деваться, авторитетный писатель захотел описать свои чувства, то у меня ни черта не получилось. Это были такие грани, для которых я не то что не мог найти слова, я не хотел этого делать. Моя звёздочка выгнулась подо мной, пальчики с аккуратно остриженными ногтями, покрытые прозрачным лаком, впивались в мою кожу, давая нереальные эмоции. Долбя меня нещадно, без какой-либо надежды на то, что я теперь смогу вернуться обратно.
— Давай узнаем, звёздочка? – прохрипел, запуская ей руку под спину и расстегивая бюстгальтер. — Знаешь, сколько у меня не стоял на бабу просто так? Вот та шикарная девка в синем платье? А ты знаешь, малышка, что пока она не возьмет у меня в рот, у меня на неё не встаёт? У меня вообще уже давно вот так просто не вставал. А с тобой… я могу кончить уже сейчас, словно не трахался месяц, держусь, потому что… да даже не знаю, могу кончить — уверен, что поцелую тебя и встанет снова. Потому что ты вкусная, карамельный кофе и слезы, херачит по мозгам, звёздочка…
— Сопли ещё, – шепнула она, явно психуя, потому что её трясло, отдавалось во мне, трясло от желания. И сказала она это на нервах, желая остановить меня, но… или нет?
— И сопли, – согласился ей в губы. – Забыла что я писал, звёздочка? Меня таким не пронять? Меня заводит ещё сильнее! – и запустил ей руку между ног, наконец добираясь до влажного лона, до мокрого, такого, что понял – вот если и мог бы остановить себя до этого момента, то сейчас меня и локомотив не сможет остановить. Что ей там в себе не нравилось? Было так откровенно плевать… — И ты течёшь, моя крошка, течёшь… ещё немного…
Я не стал договаривать, потому что снял лифчик и одновременно в ней вспыхнул стыд – от слов что я говорил и обнаженной груди, которую сейчас изучал. Звёздочка хотела закрыться, но…
— Нет, нет, не смей. Потрясающая, – прошептал, целуя тяжёлую небольшую женскую грудь. Мягкую, нежную, от моей ласки соски сжались сильнее, этот потрясный момент – куда ещё? И твою ж мать что не так?
Целовал, сдерживая себя от более внушительного напора.
— Знаешь, как я устал от фальшивого? Латекс, синтетика, силикон? Помада, мерзкий вкус, пластмасса, под пальцами эта структура неестественности, будто от возникшей складочки или прыща случится конец света, будто всё можно поправить с помощью хирургического скальпеля, уколов и тренера по фитнесу. Натренировать свою душу быть открытой… но да, малыш, откроешь и вот такой, как я садист и циник обязательно плюнет, попробует загадить, или уничтожить.