— Это значит, ты на меня не злишься?

— Это значит, хватит болтать! Ты мне мешаешь!

Минут через пятнадцать я заканчиваю стричь этого наглого мальчишку. На полу разбросаны его волосы, да и сам он ими усыпан, хотя я старалась действовать аккуратно.

— По-моему, раньше было лучше, — держа руки на бедрах и обходя парня, делаю вид, что разглядываю его голову.

В то время, как мой взгляд сразу же приковывается к рельефу его тела, пробегает по грудным мышцам, задерживается на его чертовых кубиках.

— Зато легче стало, — Клим трясет волосами, улыбаясь.

И, хотя его улыбка больше похожа на звериный оскал, в глазах читается благодарность.

— О! Совсем другой вид! — вскоре на веранду поднимается Андрей. — У Тары началось, — он кивает сыну. — На всякий случай, приготовлю инструменты.

8. Глава 8. Виктория

На часах почти два часа, а мне все не спится.

Лучи прожектора, рассекая ночную мглу, освещают часть заднего двора и ветви деревьев. Похоже, Андрей либо забыл выключить свет, либо все еще там, с Тарой.

Выскользнув из-под одеяла, я надеваю штаны и спускаюсь вниз, собираясь выйти и немного подышать воздухом. Возможно, короткая ночная прогулка поможет уснуть.

Однако свет вдалеке привлекает мое внимание. Да и тропинка, подсвечиваемая садовыми светильниками на солнечных батареях, так и манит пройтись по ней.

Ночью на заимке все иначе – жутко и таинственно.

Темнота, окружающая со всех сторон, сужает пространство, а светлые стволы берез наводят ужас, когда я принимаю один их них за человека в белом балахоне.

В питомнике, а, вернее, в вольере, стоящем особняком от остальных, я нахожу Андрея. Он сидит прямо на полу возле Тары и поглаживает ее. Рядом на складном столе лежат ножницы, флакончик со спиртом, какие-то тряпки. Со стороны основной части питомника доносится возня и беспокойные поскуливания. Кажется, этой ночью всем не спится.

— Ты чего тут? — спрашивает Андрей, увидев меня.

— Не могу уснуть. Вот решила немного прогуляться. Ну как дела?

— Первый на подходе, — отвечает мужчина.

Я с тревогой оглядываю Тару.

Собака выглядит усталой, даже измученной. Высунув язык, она тяжело дышит, то поскуливает, упираясь мордой в ладонь хозяина, то задирает голову и расфокусированным взглядом смотрит себе под хвост. — Она еще не… Господи, так уже сколько времени прошло! Сделай что-нибудь! Ей же больно! — прошу Андрея.

— У меня есть для тебя плохая новость: роды – это всегда больно, — усмехается Боголюбов.

Я слышу справа еще один короткий хриплый смешок и замираю.

Клим тоже здесь.

Повернув голову, всматриваюсь в темноту и различаю его силуэт. Парень сидит в зоне, которую не покрывает свет прожектора. Так что я даже его сначала и не заметила.

— Очень остроумно, — сухо замечаю я.

— Она молодец, — Андрей осторожно массирует живот Таре. — Она справится сама. Просто иногда это затягивается. У Тайгушки, например, в который бы раз она не рожала, щенки появлялись каждые полчаса. Все индивидуально. Как и у женщин.

Я с жалостью смотрю на собачку.

— Бедные… Они рожают и мучаются ради вашей наживы.

— Ты удивишься, но это не всегда прибыльное дело, — говорит Андрей.

— Ты сам говорил, что это бизнес, — припоминаю один из наших первых разговоров.

— Не придирайся к словам. Знаешь, что отличает хорошего заводчика от плохого?

Я пожимаю плечами.

— Знания? Опыт?

Андрей качает головой.

— Ответственный и серьезный подход к животным. Продажа щенков – это лишь малая часть того, чем мы тут занимаемся, — объясняет он. — И, какими бы злодеями мы тебе не казались, мы любим своих собак. Та же Тайга. Мы ее больше не вяжем. Пенсию она себе заработала. А другой бы использовал ее до последнего.