Позади, смутным воспоминанием, остались костыли и осенняя слякоть, однообразная работа, хрущевка с соседкой-алкоголичкой на кухонном полу и безжизненные, лишённые всякой человечности, маски людских лиц. Горечью на языке и пульсирующей болью в голове обернулись они в одну секунду. Оставалось им только затихнуть, пройти без следа и кануть в забвении. Но это затягивалось. Они растворялись медленно и нехотя. Жалея, что не способны оставить на прощание хоть шрама. Хоть крошечным рубцом задержаться на коже моей памяти.

Кошмар проник глубоко и кроме него я ничего больше не знал. Как-будто здесь и сейчас было сладким туманом, цветочным запахом ночи. А там, тогда, в мокрой, готовящейся к зиме Москве, была настоящая жизнь. Пропитанная болью и разочарованием. С мелочными, как и всё кругом, мечтами. С узкими тропинками, петляющими между машин, через мосты над реками сточных вод, спускающиеся в мрачные подземелья метро, теряющиеся в суетных толпах. И каждый день лабиринт бетонных коробок всё тщательнее скрывал выходы и всё ярче показывал недостижимые входы. Бред ослеплённого богатством разума, растянутый на целые десятилетия.

Я заставлял себя думать о другом. Сосредотачивался на основных вещах, пытался ответить на простейшие вопросы. Где я? На берегу моря? Какого? Я в отпуске? Или живу здесь? Хорошо бы второе, но я не помнил. Мне бы стоило испугаться. Амнезия не признак здравого рассудка. Вот только это беспамятство казалось совершенно нормальным. Словно иначе просто невозможно.

Когда я понял, что не могу ответить ни на один вопрос, оставил всякие мысли в стороне и расслабился. Наслаждался простейшим. Лежал, слушал. И накатывающий шелест волн, и сухой шорох листьев, и песни попугаев где-то в глубине леса. Я думал, что это лес, хоть и не знал наверняка.

Прошло много времени, прежде, чем я решил встать и осмотреться. Сквозь пустоту мыслей, украдкой, в голову мою прокралось любопытство. Это я заметил слишком поздно. Оно набралось сил и толкнуло к исследованию.

С двух сторон пляж подпирали внушительные утёсы. Скалистые, с редким кустарником на неровных спинах и тупыми остриями уставившимися в бескрайнюю даль. Море, голубое и чистое, раскинуло свою бирюзовую гладь насколько хватало взора. Может и вовсе это был океан?

А с другой стороны, за тонкой линией песка, начинались джунгли. Густые, плотно переплетённые заросли на первый взгляд выглядели непроходимыми, но больше идти мне было некуда.

Стоило немалых усилий, чтобы прорваться в глубины. И там, утонув в дебрях, вновь возник вопрос. Как же я попал на пляж? Неужели с таким же трудом и не запомнил этого? Как такое могло быть?

Когда-то давно я смотрел фильм об исследователях джунглей. Там они прорубались через похожие заросли с помощью мачете. Сейчас бы мне не помешал и перочинный ножик, но были только руки. В кошмаре, что до сих пор ещё не превратился в едва различимое очертание воспоминания, меня неохотно слушались даже они. А теперь я разрывал спутанные ветви. Нещадно стирал кожу, но получал от этого неописуемое удовольствие. Будто ко мне вернулась сила после долгой немощи. Будто кошмар был правдой.

Кругом пела жизнь. Копошились насекомые, устраивая очередное жилище, крошечные зверьки провожали меня удивлёнными взглядами, пёстрые птицы кислотными цветами красили ветви деревьев. Возле банановых и кокосовых пальм землю устилали перезрелые плоды, распространяющие приторно сладкие запахи. Часто я видел и более экзотические фрукты, но определить их не мог.

Скоро вышел к ручью. Услышал по журчанию и протиснулся между ветвистыми кустами. Кристально чистая вода бойко струилась по камням, стачивала их, превращала в гладкие, почти идеальные шары. Несмотря на жару, она сохраняла освежающую прохладу. К тому времени во рту пересохло и я утолил жажду, зачёрпывая воду ладонью. На вкус она оказалась сладковатой и мягко обволакивала нёбо, как дождевая вода. Хватило несколько глотков, чтобы напиться вдоволь и продолжить путь.