Поэтому из госпиталя я забрала его к себе, в нашу с Мишей квартиру. Тяжёлые было время для нас обоих. Юрка ни в какую не хотел принимать мою помощь и уход, и мы здорово цапались с ним. Но отправить его в общагу, где в каждой первой комнате жили мигранты из южных республик, а в каждой второй бухали местные маргиналы, я не могла. Вот тогда и кинули клич среди парней на сбор денег для покупки квартиры. Что-то было накоплено у Юры, я продала свою любимую машинку, остальное собрали сослуживцы и мы купили ему отличную однушку.

– Лин. – поморщился Миша. – Юрка прекрасно справляется сам. Может, хватит его опекать? Когда ему нужно, он сам на такси ездит. Ты ему не нянька. Ты сделала для него всё, что могла. Дай ему возможность жить самостоятельно.

– Не нянька. – легко согласилась. – Он мне друг. Знаешь, если бы не забота о нём, я, наверное, не пережила твою пропажу тогда. Юрка и его беда не дали мне загнуться.

– Я вернулся. – Миша протянул руку и легонько сжал мою ладонь. – Юрка вполне здоров. Всё закончилось, родная.

– Не для меня, Миш.

Не стала отбирать руку, просто отвернулась. Смотрела на мелькающие за окном дома, редких, припозднившихся прохожих, подмигивающие огни светофоров.

– Ты поговорил с Айше? – её имя хотелось выплюнуть, как комок горькой желчи.

– Лин, твой телефон весь день молчал, ты не ответила ни на один мой звонок. – муж бросил на меня хмурый взгляд. – Я приехал домой, а тебя нет. Выяснил, что ты вообще в Москве! Думаешь, я мог ещё о чём-то переживать?

– А ты переживал?

Миша остановил машину, припарковавшись у первого попавшегося дома, несколько секунд смотрел в лобовое стекло, сжимая до побелевших пальцев руль, потом развернулся ко мне.

– Я испугался. Вот прям до чёртиков струхнул, что ты ушла от меня, Лин.

Муж, привычным жестом потёр лоб, он всегда так делал в минуты нервного напряжения.

– Не поступай так больше. Пожалуйста. Не сбегай.

Не могла видеть его таким. Встревоженным, обеспокоенным, волнующимся за меня. Слишком сильно триггерило. Наше прошлое так и не отпустило нас. Я по-прежнему испытывала панику, при малейшем шуме и чужих здоровенных мужиках, а Миша... у него была своя боль и страх – что окажется далеко и не успеет прийти мне на помощь.

– Я всё понимаю, Ангел. Я причинил тебе боль. Но между мной и Айше ничего нет. Она не нужна мне. Я помог ей освоиться и это всё, чтобы она там не плела тебе! Если бы можно было исправить, всё сделал бы по-другому. Но теперь как есть. Знаю, нужно было тебе сразу рассказать, но решил, что не стоит этого делать. Незачем тебя волновать лишний раз. Да и Айше...могла рассказать...

– Решил скрыть свою грязненькую тайну? Говори уже как есть, Миш, называй вещи своими именами – ты меня предал! – сжала пальцы в кулак так, что ногти впились в кожу, царапая её. Жгучая ревность, обида снова захлестнули с головой.

– Прости. – Миша положил ладонь на мой затылок, притянул и уткнулся лбом в мой лоб. Я видела, как ходят желваки на его лице, как горят глаза, которых он не прятал, смотрел прямо, выворачивая мне душу. – Я люблю тебя, Лина. Никто мне нахер, кроме тебя не нужен. Я дурак, козёл, сволочь, подлец, тварь. Называй как хочешь, плюнь мне в морду, если хочешь! Ударь! Только не отворачивайся от меня, не закрывайся. Что мне для тебя сделать, Лина? Что, что бы тебе стало легче, спокойнее? Скажи, я всё сделаю!

Я слизнула с губ солёную слезинку, сама не заметила, что плачу, и тяжело вздохнула, пытаясь поглубже протолкнуть горечь. Я уже всё сделала сама. И боюсь мужу это не понравится.