Мама сама приняла такое решение – вернуться в Россию и последние месяцы провести рядом со мной. Но отец! Как он мог бросить её в самую трудную и страшную минуту? Карьера дипломата оказалась дороже любимой женщины, с которой он прожил столько лет? Разве это не предательство?

Когда маме стало совсем плохо, она уехала на свою родину, к единственному брату. Отдохнуть и набраться сил, как она мне объяснила, нежно гладя по голове, как маленького ребёнка. На самом деле она уезжала умирать.

Через месяц позвонил дядя Саша, мамин брат, и сказал, что мамы больше нет.

Там на похоронах, я узнала правду. Отец и рассказал. Это была наша последняя встреча. Я заявила, что с этого дня я круглая сирота, у меня больше нет не только мамы, но и папы.

И вот сейчас я поняла, что страшно соскучилась по отцу. Мне его очень не хватает. Как он там? Счастлив ли со своей второй женой? Сергей Ильич сказал, что детей в новой семье у отца нет. Почему? Жена у папы моложе него на десять лет. Так ли всё хорошо в его жизни, как выглядит со стороны. Наверное, пришло время позвонить ему. Попытаться поговорить. Или я просто хочу услышать, что он меня по-прежнему любит, что я его снежинка? Мне нужна чья-то поддержка. Поверить, что хоть отцовская любовь ко мне неизменна, не умерла, несмотря ни на что.

Сапсан прибыл в Питер поздним вечером, когда город ещё шумел и сверкал, но уже вяло, словно готовился ко сну. Увидев на перроне Мишу, я ничуть не удивилась. Хотя мой телефон стоял на беззвучном, и я не ответила ни на один его звонок, я знала, что ему известно, где я. Все мои жучки-маячки были на месте. Миша мог с точностью до метра, найти меня в любой точке страны.

Молча помог выйти из вагона, не сказав ни слова, приобнял за плечи, довёл до припаркованной на стоянке машины, молча усадил в салон. И только когда сам занял водительское место, вопросительно приподнял брови.

– Зачем ты ездила в Москву, Лин? Почему не предупредила?

– Папин коллега прилетел на два дня. Привёз мне подарок от отца.

Вот ты и научилась врать, Лина.

Впервые у меня появилась тайна от Миши. Я привыкла ничего не скрывать от мужа. Да и нечего было. Я всегда была перед ним открыта как на ладони. Что мне было таить от него? Сколько я потратила на платье или новые сапожки? Что забыла принять лекарство или просидела лишний час перед компьютером? Пока его не было, не выходила из квартиры два дня, потому что испугалась, что мужчина восточной наружности внимательно рассматривал меня в очереди на кассе супермаркета? Миша всегда был тем, с кем я делилась своими радостями и горестями. Единственным мужчиной, которому я полностью доверяла. Он знал меня как облупленную.

– Вы помирились? – недоверчиво осмотрел меня с головы до ног.

– Наверное, пора. Он родной мне человек. Самый близкий.

Миша сглотнул, нахмурился, но комментировать не стал. Только кожаная оплётка руля жалобно скрипнула под его пальцами. Раньше, самым близким мне человеком, я называла мужа.

– Оставишь мне утром машину? – перевела я разговор. – Юру в реабилитационный центр повезу. У него завтра бассейн и массаж.

Раньше у нас, у каждого была своя машина. У меня юркий, беленький Мини Купер, а у Миши не новый, но отличный, немецкий внедорожник. Я продала свою малышку, когда мы собирали всем миром деньги на покупку нормального жилья для Юрки.

Юра детдомовский. Родных у него нет. Совсем. Подкидыш. У него была квартира в Ярославле, полученная от государства после выпуска из детского дома. Когда Юра поступил на службу и перебрался в Питер, квартиру он продал, но на эти деньги смог купить здесь только комнату в общежитии. Пятый этаж, общий коридор, общий душ и туалет в конце коридора. Совершенно невозможные условия для человека в инвалидном кресле.