– Спасибо. – я чувствовала удовлетворение, радость оттого, что моя месть удалась и вместе с тем, что-то тёмное начало глодать изнутри. С этой секунды сомнения в правильности принятого решения, запустили в меня свои корешки. Я сама уподобилась коварной гюрзе, которую ненавидела всей душой. Поступала подло. Но в любви, как и на войне все средства хороши. Не Миша ли сам пытался убедить меня в этом? И месть действительно сладка. Пускай им тоже будет больно! И плевать, что отцовский друг смотрит на меня, так, словно я из белокурого ангелочка, которого он помнил в прошлом, превратилась в злобную Малефисенту с рогами на голове.

8. Глава 7

Обратная дорога показалась мне мучительно долгой. Слишком яркий свет в вагоне, чересчур суетливый, плотный мужчина на соседнем сидении, очень шумная семья с детьми на противоположном ряду.

Я закрыла глаза, пытаясь отрешиться от всего. Очень хотелось побыть в одиночестве и в тишине и, наконец, осознать то, что я сделала. Меня снова мучили сомнения и даже червячок сожаления опять поднял голову, пытаясь куснуть побольнее. Тряхнула волосами, прогоняя, бесполезные теперь, мысли. Что сделано, то сделано. Отступать поздно. Да и не стану я. Хочу посмотреть в глаза гюрзе, увидеть, как будет таять в них торжество и уверенность. Не на ту ты нарвалась, Айше. Рано радовалась.

Сергей Ильич пообещал сделать всё быстро. Возможно моё участие в этом даже не всплывёт и никто не узнает, почему гюрзе отказали и выставили в двадцать четыре часа из страны. Вот только смогу ли я врать Мише? Смотреть в его глаза и делать вид, что ничего не знаю, не ведаю. Не уверена, что у меня получится.

Кажется, я смогла задремать, потому что мне вдруг приснился отец. Я маленькая, в светлом платьице бежала к нему по траве, а он, присев на корточки, распахнул руки, приглашая к нему в объятия. Молодой совсем, красивый, в белоснежной рубашке и небрежно распущенном галстуке. Смотрел на меня с такой любовью! И радостно улыбался. Я поняла, что страшно соскучилась по нему.

Мы уже несколько лет совсем не общаемся. Вернее, он мне звонит, а я не отвечаю, только отделываясь короткими сообщениями, что у меня всё в порядке. Однажды отправила ему фотографию. Нашу с Мишей. Свадебную. И написала, чтобы денег больше не присылал, обо мне есть кому позаботиться. Теперь у меня муж. И фамилию Корзун я сменила на Мишину. Родионова.

Сергей Ильич сказал, что я слишком строга к отцу. За столько лет можно было бы простить и помириться, тем более это было их общее с мамой решение. Но я никак не могла переступить через себя. Если мамино решение я с трудом, но приняла, то понять отца не смогла.

У нас была очень дружная семья. Мои родители любили меня, баловали, особенно папа.

Молодой, перспективный работник МИДа, первые годы он начинал свою карьеру в соседней стране, бывшей союзной республике.

Я была совсем маленькая и не понимала разницы в России я у бабушки сейчас, или с родителями в другой стране. Все вокруг, на улице, в магазинах, в кинотеатрах, говорили по-русски. И в первый класс я пошла в русскую школу.

Когда отца перевели в другую страну, меня отправили к папиной маме в Санкт-Петербург. Здесь я окончила школу и поступила в университет. А на первом курсе вернулась мама. Одна. Сильно похудевшая, осунувшаяся и совершенно потерянная. Папа получил новое назначение. В Австралию. Мама с ним не поехала. На мои вопросы отвечала неохотно, как-то невнятно. Только бабушка, мамина свекровь, тайком плакала и окружила её невероятной заботой.

Я ничего, ничего не знала до самой маминой смерти. От меня скрывали. Мамину слабость списывали на депрессию и хроническую усталость. До последнего не рассказывали, что мама смертельно больна, что жить ей осталось, по самым хорошим прогнозам, несколько месяцев. Что они развелись с отцом и мама вернулась сюда доживать, а отец женился на другой, чтобы не потерять отличное назначение, о котором мечтал много лет, к которому шёл. И в Австралию он уехал уже с другой женой.