– И правда удивительный вечер, – еле слышно проговорил арлезиец. – И встреча не менее удивительная. Что ж, да исполнит Странник ваши желания…

И тут же встрепенулся, снова став обаятельным улыбчивым болтуном. Словно что-то вздрогнуло на поляне, и та связь, что объединила их четверых, не распалась, но стала невидимой. Или впиталась куда-то внутрь, оставшись воспоминанием о мгновении полной искренности.

Фарелли все-таки налил шамьета Аластору, а потом и Раэну. Собрал оставшееся мясо и подвесил его в котелке на дереве, спасая от мелких зверушек. Вторая фляга не понадобилась, но и без нее было хорошо. Не так откровенно, но спокойно и умиротворенно. Спать почему-то совершенно не хотелось, Аластор гладил перебравшегося уже к нему Пушка и лениво следил, как дон Раэн что-то чертит прутиком прямо на земле и объясняет Айлин, а та прилежно кивает и перерисовывает начерченное в пухлую черную тетрадь карандашом. Странно, ведь арлезиец не маг! Что же он объясняет магессе?

– Это не дорвенантская школа, – сказал Раэн, будто уловив его мысли. – Кое-какие принципы теории пришли в современную магию из глубокой древности. А меня всегда интересовала история. И я с удовольствием покажу донье Айлин кое-что интересное и полезное. Что вряд ли знают ее преподаватели.

– Магия, которую не знает Орден? – усомнился Аластор, чувствуя смутную тревогу. – А это не опасно?

– Милорд Аластор, – усмехнулся арлезиец. – Скажите, каким оружием вас учили сражаться как дворянина?

– Рапирой, – буркнул Аластор.

Посмотрел на секиры, так и лежащие у входа в палатку, хмыкнул.

– Вот именно, – просто сказал Раэн. – Вас учили сражаться рапирой, но, когда пришлось, вы взяли в руки то, что подходило больше. У доньи Айлин прекрасные преподаватели, я совершенно в этом уверен. И ее учили всему, что следует знать орденской магессе. Но и то, что покажу я, бесполезным не будет.

И эти двое снова погрузились в тихое обсуждение, из которого Аластор понимал только отдельные слова, хотя говорили вроде на дорвенантском. Встав, он пошел к лошадям, проверил их, погладил теплые морды. Очень хотелось дать хотя бы по куску хлеба, оставшегося от ужина, но Аластор сдержался. Был бы он один – даже думать не стал бы! Но остальным надо будет чем-то позавтракать.

– Ах, какая у него лютня… – протянул подошедший следом Фарелли. – Мечта! Знаете, синьор Вальдерон, у меня дома тоже лютня осталась. Лучший итлийский мастер делал! Вендийский палисандр, позолота, инкрустация. Неплохой домик можно было бы купить… Как я ею гордился! Не представляете…

– И что? – с любопытством спросил Аластор, уловив жалобные нотки в голосе итлийца.

– И ничего, – вздохнул тот. – Вы посмотрите на эту! Старое темное дерево и струны – больше ничего. А я ее в руки взял и пропал. У нее голос – живой. Она к рукам льнет… Я не знал, что так бывает!

– Узнайте имя мастера, – посоветовал Аластор, удивляясь тоске, звучащей в голосе итлийца. – Может, у него такую же закажете.

– Это вряд ли, – странно усмехнулся тот, и Аластору невольно подумалось, что сегодняшний вечер то выворачивает душу наизнанку, то полон странных взглядов, улыбок и скрытых мыслей. – Не закажу. Да и не время сейчас для лютни… Просто жалко. Вот так не встретились бы – я бы до сих пор думал, что моя позолоченная роскошная дурочка – самый лучший инструмент. Забавно, м?

И, не ожидая ответа, отошел. Аластор проводил его взглядом, удивляясь неожиданной откровенности. Айлин, закончив слушать объяснения, поблагодарила арлезийца, и тот коротко кивнул. А подруга, зевнув и смущенно прикрыв рот ладошкой, извинилась и ушла в палатку.