Липкий холодный пот пробил Калина по всей спине. Он зябко передёрнул плечами.
Шаман всё кружил, прыгая молодым козлом и размахивая когтистыми «крыльями», иногда взвизгивая, переходил с горловых утробных звуков на почти фальцет. Вскоре все свечи горели, а горшки дымились. Каким образом это вышло, Калин так и не заметил. Понятно, что тот их поджёг во время своего танца, но когда успел, углядеть момента не получилось. Подпалив последнюю свечу, шаман упал на колени, взывая к предкам – это Калин понял из слов, произнесённых нараспев – и попросил у них разрешения на обряд. Зажжённые свечи, практически одновременно раздавшись искрами подобно бенгальским огням, полыхнули. Теперь на коленях стояли все. Даже вождь. Ощутив несильный тычок под рёбра, мальчик заметил, как один из его охранников снизу жестами показывает встать на колени.
Калин тихонько опустился на четвереньки, продолжая наблюдать за тем, что происходит, из-под бровей. Как только пламя стихло, и вождь вернул своё седалище на прежнее место, Хузар, поднявшись на ноги, подошёл к шаману. Тот принялся скакать вокруг воина, окуривая его дымом, струящимся из-под «костюма», и распевая горловую мантру. Одна из свечей, самая ближняя к малому кольцу, расположенному по центру, зашипела и потухла, оставив лишь тоненькую струйку светлого дыма.
– Предки одобряют твоё покровительство над этим мальчиком, – хрипло прокаркал шаман, обращаясь к Хузару. – Да будет воля их исполнена! – с этими словами он пальцем нарисовал крючковатый символ на лбу воина.
Знак получился чёрный, как от угля или сажи. В руках у колдуна по-прежнему вроде как ничего не было. После нанесения рисунка Хузар взял два глиняных горшка и с ними в руках подошёл к клетке с мальчиком. Поставил на пол у своих ног.
Калин стоял неподвижно, ровно, стараясь не показывать страха. А страшно было так, что аж все внутренности сжались, завязавшись в узел. Странно, но впервые за всё время его нож не отреагировал на приближение Хузара. Может, потому что на этот раз опасности не было? Или кукри «сдох» окончательно? Калин положил свою ладонь на рукоять.
– Я привёл тебя в наш клан и поэтому держу за тебя ответ, – громко, так, что отдалось эхом, произнёс Хузар, отмыкая клеть. Распахнул настежь дверь. – Предки одобрили и дали разрешение на проведение обряда принятия тебя в клан Ковчега, под крыло Великого Лексия!
Достав свой нож из-за пояса, он полоснул себе ладонь и протянул её в сторону мальчика.
– Я принимаю тебя в кровные родичи и привожу в новую жизнь. Кровь от крови! – гаркнул Хузар, гордо задрав подбородок.
– Кровь от крови! – хором повторили все присутствующие в зале.
– Родись! Родись! Родись! – повторяла толпа монотонно.
Калин растерялся. Он не знал, что ему делать в сложившийся ситуации, как поступить.
«Лучше быть просто пленником, чем встать перед подобным выбором», – думал он, до боли закусив нижнюю губу и глядя, как с протянутой к нему руки людоеда стекает кровь, капая на пыльный пол у ног. На миг представил, как он, достав свой верный кукри, убивает этого Хузара, потом ломится изо всех сил к выходу, тут же отбросил эту идею, поняв, что проще самому зарезаться, чем сейчас пытаться отсюда сбежать.
«Не сейчас, но всё равно сбегу», – твёрдо сказал он сам себе в мыслях и потянул из ножен свой нож.
Свидетели обряда напряглись. Вождь, двумя руками держа себя за колени, а две другие водрузив на многострадальные черепушки, расположенные на подлокотниках, подался чуть вперёд, с явным любопытством на лице ожидая дальнейших действий.