– Срок чего? – нервно уточняет Олийша.
– Тюрьмы. В Брэгворде прекрасное заведение. Удобные камеры, отличное питание. Можете спросить у своих дядей, они проведут там три дня по причине обмана следствия.
За спиной я слышу смешок Даллора.
– Но я же призналась сама! – Олийша вскакивает, забыв о расстёгнутом вороте. Чёрное кружевное бельё я успеваю оценить во всех подробностях. Не знаю, понравилось ли оно моему начальнику, мне так очень. Непременно закажу себе такое же.
– Я веду дело об убийстве, а не о мошенничестве, госпожа Сарьэн. Финансовые вопросы вам предстоит выяснять с юристами своих родственников или с ними напрямую, коли вы убедите их не подавать на вас в суд.
Лицо Олийши мрачнеет. Полюбовные договорённости с её семейкой вещь маловероятная. Файбэр, конечно, не станет преследовать сестрицу, Вильен, возможно, тоже – ему в университете не до этих дрязг. Остальные не упустят шанса всласть поиздеваться над той, что ещё недавно считалась «дедовой любимицей».
Кстати… Ведь многие, вслед за Олийшей, считали что ей отойдёт бо́льшая часть наследства. На что рассчитывал убийца?
– Госпожа Сарьэн, скажите, а про завещание вашего деда знали все члены семьи? Вернее, о том, что им что-нибудь, но достанется?
– Он нам всем врал, – ожесточается очаровательное личико. – Я поняла это, послушав вопли остальных. Отцу говорил, что половина перейдёт ему, как старшему; Огюйсту и Байрэсу – что им причитается по трети; брату наобещал четверть, мне… вы знаете. Но все не сомневались, что своё получат. Дед был скрягой и язвой, и всё же не смог бы лишить наследства детей своей жены. Однажды он так и заявил в гневе: «Пустил бы вас всех по миру, да светлая моя меня не простит».
Машинально киваю – больше своим мыслям, чем словам. Значит, убийцей мог быть любой, тем более если почти каждый питал уверенность, что ему-то и отойдёт самый жирный кусок. Чёртов Сарьэн! Словно нарочно добивался того, чтобы все мечтали о его смерти!
– Господин Кэлэйн, – упорство девицы достойно восхищения, – прошу вас, проводите меня домой. Я не в состоянии идти…
Умоляющий тон и вновь увлажнившиеся глаза. Похоже, Олийша недаром частенько сопровождала своего отца на театральные представления. Актриса из неё вышла бы превосходная.
Даллор красивым жестом открывает перед ней портал, приглашающе указывает рукой:
– Прошу вас, госпожа Сарьэн. Один шаг – и вы дома. Приятного вечера!
Хорошо, что маг не видит выражение лица Олийши. Ещё лучше – что она сама не обладает магией. Иначе пришлось бы мне снимать с собственного начальника все проклятия, которые существуют в природе. И не факт, что успела бы.
Когда портал за Олийшей схлопывается, я не выдерживаю.
– Вы так богаты, что четыре миллиона для вас не представляют интереса?
– Моё состояние весьма скромное, – точно такая же ехидная усмешка, – но я предпочитаю пополнять его без ущерба для репутации.
– Вряд ли репутации госпожи Сарьэн что-либо повредит больше, чем она сама.
– О, я имею в виду свою репутацию! – задорно улыбается Даллор. – А ещё я слышал историю о маге, отказавшемся от состояния, перед которым четыре миллиона – жалкие крохи.
– Вот как? – натянуто усмехаюсь я. – И кто же он?
– Она. Это была девушка, Родери. Посмевшая заявить, что прилагающийся к богатству довесок превращает деньги в грязь.
Пытливо смотрю на него. Он на что-то намекает? И со злостью жду продолжения: «Я предпочитаю быть нищей, но чистой».
Когда-то я любила красивые слова. Высокие стремления, благородные идеалы. Брэгворд излечил меня от глупой романтики. Но о выплюнутой в мерзкое лицо фразе не жалею.