Внизу нас встречает треснувшая и расколотая дверь. Бенволио стучит, и с той стороны раздается приглушенный шум. Затем дверь распахивается, и на пороге появляется чумазая, но невероятно красивая девочка лет семи. Волосы у нее хоть и давно немытые, но густые. Наверное, будут очень красивыми, если смыть грязь.

— Бен! — восклицает она.

Для маленького ребенка у нее очень приятный голос. Она широко улыбается, но улыбка покидает ее, когда она заглядывает Бенволио за спину и видит меня.

— Бен, это что, твоя жена? — хмурится она.

Бенволио хохочет и подхватывает ее на руки.

— Нет, моя принцесса, ты же знаешь, у меня нет жены.

Девчушка сияет.

— Это потому, что ты ждешь, когда я вырасту и выйду за тебя замуж?

Бенволио заглядывает ей в глаза и с притворным расстройством качает головой.

— Когда ты вырастешь, милая Виола, все мужчины Италии будут молить о твоей руке. Про меня ты и думать забудешь.

Она хихикает.

— Никогда!

Бенволио ставит ее на пол и входит в дом. Помещение, в котором мы оказываемся, нельзя назвать опрятным, но видно, что тут пытаются поддерживать чистоту. Из глубины комнат к нам мчится еще один ребенок.

— Бен! Бен!

Это мальчик. Тоже грязный, но тоже очень красивый. Удивительно похожий на Виолу. Кажется, они двойняшки.

Мальчик с разбега запрыгивает на ногу Бенволио, пока тот топает по комнате. Виола проделывает то же самое с другой его ногой, и дети радостно верещат, наслаждаясь поездкой.

— Себастьян, — говорит Бенволио, взъерошивая волосы мальчика. — Помнишь, чему я тебя учил?

Себастьян кивает, спрыгивает на пол и делает глубокий поклон в мою сторону.

— Доброе утро, синьорина.

Я официально склоняю голову и отчаянно пытаюсь не смеяться.

— И вам доброго дня, синьор.

Глаза Бенволио блестят, а Виола всё еще свисает с его колена. Когда я смотрю на нее, она показывает мне язык, и я отвечаю ей тем же, чем провоцирую у нее новый приступ смеха.

Она отлипает от Бенволио и бросается через комнату, чтобы запрыгнуть мне на руки. Я инстинктивно подхватываю ее и крепко обнимаю, пока она звонко целует меня в щеку.

— Ты мне нравишься! — заявляет она.

— Ты мне тоже, — признаюсь я.

— А как тебя зовут?

Я медлю и беззвучно открываю рот. Если я скажу: «Розалина», Бенволио поймет, что по мне страдает Ромео. Отчего-то мне не хочется, чтобы это произошло, хотя я не вполне понимаю, почему.

От ответа меня спасает приступ кашля, в который впадает Себастьян. Я опускаю Виолу, подхожу к ее брату и мягко хлопаю его по спине. Кашель влажный и хриплый, но я пока не могу распознать, что это за инфекция.

Когда мальчик утихает, мы все молчим несколько секунд, а потом Себастьян хватает мешок, с которым пришел Бенволио. Виола вскрикивает и тоже набрасывается на него, пытаясь вырвать поклажу из рук брата. Они визжат и почти начинают кататься по полу в пылу дружеской драки, пока их не прерывает низкий голос из комнаты:

— Дети, basta! Достаточно!

Себастьян и Виола мгновенно успокаиваются и смиренно опускают глаза в пол. Я поворачиваюсь и вижу пожилого мужчину в дальнем углу. Из-за полумрака я не заметила его сразу. Он шагает в нашу сторону, явно прихрамывая.

Бенволио почтительно склоняет голову.

— Buongiorno, синьор.

— Buongiorno, Бенволио.

Мужчина поворачивается к детям.

— Итак, что вы хотите сказать Бенволио? — спрашивает он их.

— Grazie, Бенволио, — шепчет Виола.

— Спасибо, — хрипло повторяет Себастьян.

Тонкие губы старика растягиваются в улыбке.

— Молодцы, а вот теперь можете забрать подарки.

Подарки? Я с любопытством смотрю на мешок. Интересно, что за подарки? Бенволио принес им игрушки, наверное? Или костюмчик для Себастьяна и платье для Виолы? Мое нетерпение почти такое же, как у детей.