Если я не уберусь отсюда прямо сейчас, то герцог может меня заметить и обвинить в зачине грандиозной драки. Забавно, но я впервые не заслуживаю такого упрека.

— Что ж, моя милая госпожа, — улыбаюсь я. — Вижу, вашей жизни ничего не угрожает.

Мне редко приходится говорить дамам правду, но сейчас мое замечание справедливо, поэтому я продолжаю:

— Увы, я должен проститься с вами.

Как только я произнес эти слова, она сжала мою руку и рванула ко мне. И даже не покраснела, гляди-ка ты. Ее губы так близко... А эта Розалина полна сюрпризов.

Кажется, я где-то слышал ее имя. Но от кого — не помню. Нужно расспросить друзей.

— Когда мы увидимся снова, Меркуцио?

— Не знаю, прекрасная Розалина, — говорю я, и снова не вру.

Она смотрит на меня так… Будто я не гнусный негодяй, а древний Бог, сошедший с небес и явивший ей чудо. Никто никогда не смотрел на меня так, и мое сердце на миг сжимается. О, ей-богу, если бы я был способен на любовь, то полюбил бы ее прямо здесь. Сейчас. Она бы, без сомнения, стала той, кому я бы с радостью отдал свое сердце.

Но я слишком хорошо знаю, что любовь — это грязный трюк.

Поэтому я встаю, быстро кланяюсь и поспешно удаляюсь. Хочется перейти на бег. Клянусь, ее голубой взгляд прожигает мне в затылок! Ледяной жар ее глаз делает меня беспомощным, и я поворачиваюсь, чтобы улыбнуться ей еще раз.

Только один раз.

Розалина. Моя доблестная, изысканная Розалина.

Когда я обхожу собор и выхожу с площади, мне приходит в голову, что я только что встретил единственного человека в Вероне, который может оказаться для меня опаснее, чем я сам.

7. Глава 7. Бенволио

Няню хнычущего мальчика я нашел в приходском доме. Хрупкая старуха умоляла пьяного священника помочь ей в поисках ребенка, а потом расплакалась у меня на плече, когда увидела его живым и невредимым. Пришлось найти пару минут, чтобы ее утешить.

Затем я поспешил обратно на площадь, к месту нашей с Тибальтом драки. Конечно же, перед этим я заглянул за собор. Моя раненая красавица, ожидаемо, ушла. Зато пришел герцог Эскал, а вслед за ним мой дядя — синьор Монтекки. И старый Капулетти с женой тоже здесь.

Наш благородный правитель решительно выступает против вражды семей. До сих пор он вел себя сдержанно, однако, судя по его суровому взгляду, даже его терпению есть предел. Не могу его в этом винить.

Я пробираюсь сквозь притихшую толпу, чтобы смиренно принять на себя гнев Его Светлости. Слова герцога гремят от гнева, когда он делает справедливый выговор равно как Монтекки, так и Капулетти.

Увы, даже во время брани я не могу перестать думать о той девушке… О том, как смело она вбежала в жар схватки, чтобы увести ребенка подальше от греха. Я видел то, что произошло, от начала и до конца. Как рукоять случайного меча ударила ее в затылок....

Это воспоминания отдается болью в моей груди, будто бы я сам принял тот удар. А она всё же нашла в себе силы, чтобы еще и приструнить хулигана, прежде чем упасть без чувств ко мне в руки.

Кто же ты, моя прекрасная героиня?

Из размышлений меня выводит очередная суматоха. Герцог удаляется, фыркнув напоследок что-то про честь и достоинство, а я чуть не забываю поклониться Его Светлости.

Как только Эскал покидает площадь, ко мне поворачивается дядя. Он тычет в меня указательным пальцем и требует рассказать об истоках потасовки.

— Эм… — теряюсь я. — Я увидел, как слуги Капулетти донимали Абрама и Бальтазара и попытался положить конец раздору.

— А дальше?

Я виновато вздыхаю.

— Наглец Тибальт решил выместить на мне свой гнев, и я поддался на провокацию. Простите, этого больше не повторится.