– Всё прочее я ещё могу понять… или не всё. Но что значит «Посещение библиотеки в неположенные часы»? Раз библиотека открыта, какие у неё могут быть «неположенные часы»? – насупилась Лань.

«Просто библиотека как общее помещение разделено на «женские» и «мужские» часы. Ты явно ходила не в свои», – подумал Сюн, но отчего-то не стал пояснять вслух.

– Как же больно! Да меня в жизни не наказывали, а тут!.. – продолжала возмущаться Лань, надув губы, словно ребёнок. – Сколько ж тут правил? Две сотни? Три?

«Тысяча пятьдесят два», – мысленно поправил Сюн.

– Да куда ни плюнь, что-нибудь нарушишь!

«Плеваться тоже запрещено».

Уголок рта Сюна чуть дёрнулся в усмешке, хотя лицо сохранило прежнее вежливое выражение.

– Хочешь подскажу, как быстрее вылечиться?

У Лань загорелись глаза.

– А как?

Сюн вернулся за стол и написал на бумаге ноты.

– Опусти ноги в ручей и сыграй вот это. Должно помочь.

Лань взяла листок и внимательно в него вгляделась, мысленно пропевая мелодию.

– Но это же заклинание воды!

– Оно несложное. У нас тут им часто пользуются – синяки и ссадины заживляют.

Лань задумалась. Конечно, они изучали здесь ветер, но простенькие мелодии для других стихий мог научиться воспроизводить любой музыкант. Например, можно разжечь огонь в пути или сделать так, чтобы тебя не намочил дождь. Вот только, по мнению Лань, проще носить с собой зонтик, чем напряжённо музицировать, уговаривая капли обходить тебя стороной.

В конце концов она покачала головой и с грустным видом вернула ноты.

– Не смогу. Мне даже здешний ветер не отвечает, хотя дома всё получалось.

– А откуда ты?

– С востока.

– Хм, восточный ветер куда более горячий и сухой, – задумался Сюн. – Здесь дует западный. У него другой характер. Неудивительно, что тебе трудно. Но ничего страшного, это всё ещё ветер. Потренируешься, и у тебя получится. Что до воды…

Сюн вернулся за стол и написал новые ноты.

– Я когда-то переписал это заклинание под свой свист, чтобы не доставать инструмент всякий раз. Оно попроще. А с флейтой должно получиться даже у новичка.

Лань взяла листок, мысленно пропела мелодию и удовлетворённо кивнула.

– Ты хороший учитель, Сюн. И убеждать умеешь.

– Делаю, что могу, – вежливо ответил он.

– Нет, правда! Когда ты рассказывал о правилах, я почти поверила, что тебе они и впрямь нравятся.

Сюн застыл в удивлении, а Лань помахала листком на прощание и захромала прочь. Когда он сделал шаг за ней, чтобы задать вопрос, на выходе его тут же окружили другие ученицы.

– Сюн, я не поняла подоплёку одного правила. Можешь мне объяснить?

– Господин Сюнлин, я нашла очень сложные ноты, вы не могли бы помочь разобраться?

– А вы ещё придёте?

– Может, ты проведёшь у нас и другие уроки? Ты так хорошо объясняешь!

– У меня не получается одно заклинание. Может, я неправильно играю? Ты не мог бы послушать?

Лань ушла за поворот, и Сюн её больше не видел. Многочисленные просьбы сыпались ему в уши, голоса требовали внимания.

– Конечно, – отвечал он на всё с вежливой спокойной улыбкой.

А когда удовлетворил все просьбы, на горизонте уже горел пышным цветом закат.

* * *

Старшая наставница Дайяна вздыхала о своей тяжкой доле. И она знала, кто в этом виноват. Её решительные шаги отдавались по деревянным настилам и вели в сторону дома Хранителя. Тот сидел на веранде и читал, а ветер слегка колыхал его волосы в такт с шелестом страниц.

Дайяне всегда нравилось смотреть на Аксона в моменты его умиротворения. Ещё будучи ученицей, она заглядывалась на него, читающим в библиотеке и в комнатах для занятий. И никогда не смела нарушить этот ритуал. Даже теперь, став старшей наставницей, она так не могла почувствовать себя с Хранителем на равных. Слишком велико было внутреннее благоговение, зародившееся в юности.