Мы с Бенни частенько забегали в лавку виниловых пластинок на Грнивуд-стрит по пути из школы и пропадали там на несколько часов, пока отец не объявлял нас в розыск по всем соседям. Уши у нас тогда горели от бранных слов, а щёки – от удовольствия. Винил всегда был в цене, и двоим школьникам не просто было выкупить хотя бы одну запись «Пинк Флойд», так что мы складывали деньги на карманные расходы и обеды в столовой в свинью-копилку, а потом разбивали её к чертям молотком из папиного ящика с инструментами. Комкали купюры и несли, чтобы обменять на коробочку с пластинкой. То, как мурашки щекотали нам кожу, было в сотни раз приятнее, чем сладость от некупленных эскимо или чипсов.

В «Дасти Гроув» я тут же попался в ловушку ностальгии и потерял голову, выпал из жизни часа на полтора, не меньше. Свою последнюю пластинку я купил в выпускном классе, и с тех пор забил на старое увлечение. В этом я мастер – забивать на всё самое ценное в своей жизни.

Пробродив между прилавками, я касался пальцами винтажных коробок, бережно и любовно вычищенных от малейшей пылинки. Отец так же следил за своей коллекцией. Будто у него было не два сына, а все пятьдесят, и держал он их на полке. Теперь я понял, что эта Мэгги нашла в этом магазинчике. Портал в другой мир, где оживают воспоминания и умирает боль. Счета мои стремительно таяли, как ледники на северном полюсе. Опустошались, чтобы соответствовать дырявому сердцу. Все бонусы от клуба я спускал на выпивку, сочные закуски и таких же сочных цыпочек, перед которыми рисовался толщиной кошелька и бицепсов. Правда, скоро нечем мне будет хвастаться – кошелёк почти опустел, а бицепсы заплывали жиром без тренировок и сбалансированного питания. Но я ни секунду не раздумывал и выложил на прилавок сто пятьдесят баксов за «Лед Зеппелин».

– У вас есть Эсперанса? – Опомнился я, когда продавец с серьгой в правом ухе уже хотел отправить меня восвояси. Мне вдруг до одури захотелось послушать то, что слушает Мэгги на том конце города.

Парень насмешливо вскинул бровь, стрельнув голубыми линзами на мою покупку. Чувак, слушающий «Лед Зеппелин», решил перейти на джаз?

– Эсперанса Сполдинг? – Переспросил он.

Чёрт его знает, какая там Эсперанса. Я никогда не слушал джаз и не собирался начинать. Хотя, о пьянстве и случайных связях я когда-то думал точно так же, но всё меняется. Никогда не говори никогда. На мой неуверенный кивок продавец протянул мне чёрно-белую обложку с силуэтом кучерявой женщины.

– Четыреста пятнадцать долларов.

– Сколько?! – Я почти перешёл на ультразвук, чем ещё сильнее позабавил парнишку.

Тринадцать записей за четыреста пятнадцать долларов? На эти деньги можно купить телефон, раздолбанную тачку и даже бриллиантовое кольцо – я даже присмотрел такое для Вэлери, но повезло, что не купил. Сорок порций пива или двадцать – приличного виски. Билет на игру «Чикаго Блэкхокс» или на постановку Бродвея. Но пластинка?..

– Беру.

С двумя пластинками под мышкой я забежал в пончиковую напротив и вернулся в квартиру Шона впервые в трезвом рассудке и без звенящего сопровождения бутылок в пакете. Весь вечер я слушал то, что слушала она, и крошил себе на грудь тем, чем крошила она. Эсперанса Сполдинг исполняет неплохие партии, а карамельные пончики и вовсе выше всяких похвал. Надо отдать этой Мэгги должное – у неё есть вкус на хорошую музыку и дрожжевую выпечку.

– Мы так и не добрались до того нового ресторанчика на углу Гаррисон-авеню и Хайли-стрит. Сегодня я была в том районе и решила сделать то, что мы хотели вместе, только без тебя. Всё теперь приходится делать без тебя, Шон. Ты был прав. У них и правда отменная кесадилья с курицей и жареные бананы.