- Думаю, папочка, - прозвучал нежный голосок Сюзетт Квакмайер, - господин Шолдон всё закончит вовремя. Он ведь ни разу не нарушал сроков. Мне тоже не терпится поскорее увидеть нашу новую ограду, но я ведь не тороплю мастера.

Ее лицо в чайнике проплыло мимо, я оглянулась через плечо, чтобы посмотреть, как девица приветливо улыбается мужчинам. Те бормотали в ответ неловкие комплименты, приподнимали шапки, а великан Фидо чуть ли не пожирал красоточку взглядом. Я почувствовала себя невероятно лишней, но воинственно перекинула волосы с груди на спину. Пусть таращатся восхищенно на эту Сюзетт. А я пришла сюда за растительным маслом. Не за мужиком.

Только мужик пришел сам – судья Кроу, собственной персоной. В лавке сразу стало слишком тесно, и я отступила в уголок. Но я зря надеялась, что не привлекаю к себе внимания. Судья кивнул лавочнику Савьеру, рассеянно поздоровался с красоткой Сюзетт, и подошел ко мне.

- Добрый день, хозяйка, - сказал он, снимая шапку. – Мельница работает? Всё хорошо?

Повисла тишина, будто в лавке объявилось и внезапно заговорило водяное чудище.

- Вашими молитвами, - ответила я, не понимая, с чего это всех так перекосило. Возможно, они знали что-то, чего не знала я. А может, у каждого был грешок за душой или тайна, которую не полагалось знать судье. Такая тайна была и у меня, но дичиться я не собиралась. Тем более, что выдался отличный повод для саморекламы. – Мельница заработала, - продолжала я небрежно, звякнув тремя грошенами с такой важностью, будто это были золотые монеты, - скоро мы войдем в прежний ритм работы – и дела наладятся. Я сюда за маслом, собственно. Вы будете что-нибудь брать? – спросила я у мужчины, стоящего следом за великаном Шолдоном, но тот промолчал. – Нет? Тогда, разрешите, я возьму, - я деловито обошла всю очередь и положила на прилавок деньги. – Постного масла, будьте добры.

Савьер нацедил в кринку зеленоватого масла, и я опасливо принюхалась, потому что сомневалась, что здесь есть оливковое масло. Что это было за масло, я так и не определила, но запаха не было – и то хорошо. Пока Савьер затягивал кринку тряпицей и обвязывал пониже горлышка веревочкой, в лавку заглянули ещё два посетителя. Вернее – посетительницы.

Две поселяночки в ярких красном и зеленом платьях, утопающие в кружевах воротников и фартуков. У одной девицы были рыжевато-каштановые волосы и кошачьи зеленые глаза, а вторая была пухленькая блондинка – голубоглазая, с кукольным румянцем на фарфоровом личике. Только что я видела этих куколок у колодца, с кувшинами, но теперь кувшинов у девиц не было, они с самым невинным видом сделали кникесы и почти хором поздоровались.

Я сильно подозревала, что красавицы заглянули в лавку не просто так, и ещё больше уверилась в этом, когда они с преувеличенной радостью расцеловали Сюзетт и залепетали что-то о новых лентах.

- Ленты, кружева, тесьма… - зеленоглазая говорила, будто во рту у нее была медовая карамелька. – Я хочу широкую, кружевную, чтобы сделать манжеты и воротник…

- А мне – голубую ленту, шелковую, - вторила ей блондиночка, округляя глаза и пунцовый ротик. – Знаешь, такую с серебряной вышивкой, с кисточками на концах.

- Папочка ещё не ездил в город, я же говорила вам сегодня, - Сюзетт сказала это, вроде бы, приветливо, но слишком громко. Так, что услышали все.

Мне послышалась насмешка в ее нежном, ласковом голосе, и я не утерпела и оглянулась, чтобы проверить – не ошибаюсь ли. Широковатый рот барышни Квакмайер растянулся в улыбке. Нет, я не ошиблась – Сюзетт и в самом деле напоминала лягушку. И эта лягушка только что выставила своих подружек в крайне глупом виде.