Я молча пододвинула к ней тарелку, и старуха схватила её с жадностью человека, который давно не ел ничего вкусного.
- Мы с Бриско не местные, - начала она свою историю, сметая омлет со скоростью пылесоса. – Отец у него был из Тихого Омута – шалопай беспутный. Но сапожник хороший. Пришел в столицу, а я там служила в пекарне напротив сапожной мастерской. Мы поженились, родился Бриско, потом Бриско женился, а потом в столице – чума. Я овдовела, Бриско овдовел, и мы решили уехать. Сюда уехать. Бриско скопил немного, хотели купить тут маленький домик – огород развести, сапожничать, только Бриско вдруг взял и арендовал землю на берегу озера. Пришел, помню – глаза горят, будто клад нашел, показывает мне договор с графской подписью и говорит: «Скоро мы с вами, мамаша, заживем богаче графа! Да что там! Богаче короля заживем!». Я ему говорю: ты, мол, свихнулся, у озера земля плохая, там ничего расти не будет, и жилья нет – одна развалюшка стоит. А он мне: не волнуйтесь, мамашенька, через пару лет вы эту развалюху не узнаете. И что ты думаешь? – старуха облизала ложку и с сожалением посмотрела на блюдце, на котором не осталось ни кусочка омлета, - года не прошло, как он построил здесь мельницу, устроил птичник, прикупил пару лошадей, нанял работников… Я у него спрашиваю: Бриско, откуда у тебя столько денег? А он мне с хохотком отвечает: так это от курочек, мамашенька.
- Заработал на курицах? – я невольно увлеклась историей о своем покойном муже. Вернее, о покойном муже покойной Эдит… вернее… Я совсем запуталась и предпочла не думать пока о сложностях переселения в другой мир. Лучше разузнать побольше об этом Бриско, об Эдит, а тогда уже можно будет поломать голову – зачем я здесь и кто меня сюда притащил.
- На каких курицах! – скривилась Жонкелия. – Да, птичник у нас был хороший, Бриско купил ливорнских куриц, а у них самые крупные и вкусные яйца. Только продавал он на рынок десятков пять за неделю, иногда и меньше. Не те это деньги, чтобы мельницу поставить и черепицей ее покрыть. И за аренду земли надо было платить – каждый месяц по серебряной монете. Я однажды вижу – Бриско золотом расплачивается, да ещё смеется – серебра у него нет. Тогда я и поняла, что тут нечисто. Спрашиваю: где золото взял? А он мне: всё курочки, мамашенька, курочки. Так и не добилась правды. Год назад он женился на девице из соседней деревни. Не понимаю, что он в ней нашел, - старуха смерила меня взглядом, - рыжая, ума – кот наплакал, приданого никакого - круглая сиротка, нос как фичка и глаза маленькие, как у крота…
- У крота?! – я принялась ощупывать свое лицо, кося глазами на нос.
Мне ещё и в дурнушку повезло попасть? Но лицо по ощущениям было моим, и ничего у меня нос не фичка, и глаза не маленькие.
- Зеркало у вас есть? – спросила я.
Старуха кивнула на полку, и я нашла там осколок зеркала – запылившийся, тусклый. Я протерла его рукавом и посмотрела почти со страхом, ожидая увидеть что-то вроде зубастой физиономии, заглянувшей в окно.
Но лицо было моим, а я всегда считала себя если не красавицей, то точно милашкой. И нос у меня - никакая не фичка! Мужчинам, между прочим, нравятся вздернутые носики. Это пикантно. И глаза нормальные.
- Вы что на меня наговариваете? - разозлилась я на Жонкелию, а потом вспомнила, что не это главное – как она оценивает внешность Эдит. Или мою внешность. Главное, что тут произошло, и почему я теперь здесь. – Ладно, не про внешность речь. Дальше что было? – спросила я, очень недовольная собой. Потому что мне всё больше казалось, что я превращаюсь в эту самую Эдит, и всё больше волнуюсь о жизни в