– У вашей жены плохое здоровье?

– Нервы не в порядке. Словом, я отсутствовал десять или пятнадцать минут… Нет, скорее, десять, чем пятнадцать…

– Вы что-нибудь слышали?

– Помню, что кузнец Маршандон подковывал лошадь, поскольку я слышал удары молотом по наковальне, а в воздухе стоял запах раскаленного железа. Кузница находится рядом с церковью, почти напротив школы.

– Предполагают, что именно в этот момент была убита Леони Бирар?

– Да. Кто-то из палисадника или из окна выстрелил в нее, когда она находилась на кухне, выходящей на задний двор.

– И она умерла от пули 22 калибра?

– Вот это-то и удивительно. Пуля, выпущенная с определенного расстояния, не могла причинить ей большого вреда. Но она вошла ей в голову через левый глаз и застряла в черепной коробке.

– Вы хороший стрелок?

– Многие так утверждают, поскольку видели, как этой зимой я стрелял с сыном по мишени. Возможно, это было три-четыре раза. Но я стрелял из карабина только на ярмарках.

– Лейтенант вам не поверил?

– Он прямо не обвинил меня, но удивился, что я не признался ему в том, что покидал класс. Потом, в мое отсутствие, он расспросил учеников. О результатах этого опроса он мне ничего не сказал. Затем он вернулся в Ла-Рошель. На следующий день, то есть вчера, он расположился в моем кабинете в мэрии вместе с Тео, помощником мэра.

– Где вы находились в это время?

– Я вел урок. Из тридцати двух учеников пришли только восемь. Дважды меня вызывали, задавали одни и те же вопросы. Потом мне велели подписать свои показания. Они допрашивали и мою жену. Ее спросили, сколько времени я провел с ней. Сына они расспрашивали о карабине.

– Но вас не арестовали.

– Да, вчера меня не арестовали. Но я уверен, что они это сделали бы сегодня, если бы я остался в Сент-Андре. Ночью кто-то кидал камни в окна нашего дома… Моя жена вся на нервах.

– И вы уехали один, оставив вашу жену с сыном?

– Да. Я надеюсь, что соседи не посмеют причинить им зла. А вот если бы меня арестовали, они не дали бы мне возможности защищаться. Из тюрьмы я никак не смог бы общаться с внешним миром. Никто мне не поверил бы. И они сделали бы со мной всё что угодно.

Его лоб вновь покрылся по́том, пальцы переплелись так сильно, что кровь перестала в них циркулировать.

– Наверное, я ошибаюсь. Я говорил себе, что вы, возможно, согласитесь поехать со мной, чтобы установить истину, если я все расскажу вам. Я не предлагаю вам денег. Я знаю, что деньги вас не интересуют. Клянусь вам, месье комиссар, я не убивал Леони Бирар.

Мегрэ, немного поколебавшись, протянул руку к телефону и снял трубку.

– Как зовут лейтенанта жандармерии?

– Даньелу.

– Алло! Соедините меня с жандармерией Ла-Рошели. Если лейтенанта Даньелу нет на месте, свяжитесь с мэрией Сент-Андре-сюр-Мер. Я буду в кабинете Люка.

Мегрэ разъединил телефонную связь, раскурил трубку и подошел к окну. Он делал вид, будто больше не интересуется учителем, который два-три раза открывал рот, чтобы поблагодарить комиссара, но так и не нашел нужных слов.

Яркий желтый свет, заливавший воздух, постепенно сменялся голубым. Фасады домов на другом берегу Сены приобретали кремовый оттенок. Кое-где солнечные лучи отражались в окнах мансард.

– Это вы просили соединить вас с Сент-Андре-сюр-Мер, патрон?

– Да, Люка. Подожди минутку.

Мегрэ прошел в соседний кабинет.

– Лейтенант Даньелу? Говорит Мегрэ из криминальной полиции Парижа. Похоже, вы кое-кого разыскиваете?

На другом конце провода жандарм не мог прийти в себя от изумления.

– Как, вы уже знаете?

– Речь идет об учителе?

– Да. Я ошибся, что поверил ему. Я даже не представлял, что он попытается скрыться. Вчера вечером он сел на поезд, идущий в Париж, и…