– В подъезде горел свет?

– Нет, свет горел только у меня. Дежурный в полиции задал мне несколько вопросов – видно, проверить хотел, не разыгрывает ли его кто. Сейчас пошла такая мода.

Телефон висит у нас вон там, на стене – оттуда подъезд не виден. Да, ну тут сбежались жильцы… Это я вам уже говорила… Повесила я трубку и вспомнила о Маринетте. Сразу же поднялась к ней на четвертый…

– Так, благодарю, мадам! Разрешите мне позвонить от вас?

Мегрэ позвонил к себе в уголовную полицию.

– Алло! Это ты. Люка?.. Посмотри, у тебя там на столе должна быть записка от Лапуэнта по делу Лоньона… Нет, не из клиники… Еще неизвестно, выживет ли он… Я на авеню Жюно. Знаешь, поезжай-ка ты в Биша… Нет, лучше сам съезди… И будь поофициальней, а то там не любят незваных гостей. Разыщи там практиканта, студента-медика, того, что присутствовал на операции. Сам профессор Минго, наверное, тебя не примет… Надо полагать, хоть одну пулю они нашли, а может, и обе… Да, я хотел бы знать все подробности еще до того, как получу донесение… Пули снесешь в лабораторию….

Ну, как будто все, увидимся днем, сразу после обеда. Пока!

Комиссар повесил трубку и повернулся к Лапуэнту.

– Так тебе в самом деле не хочется спать?

– Нет, не хочется, шеф.

Ночной портье из «Паласа» бросил на Лапуэнта завистливый и в то же время осуждающий взгляд.

– В таком случае поезжай на авеню Матиньон. В Париже не так уж много институтов красоты, и ты без труда найдешь тот, в котором работает Маринетта Ожье. Только едва ли она сегодня вышла на работу. Во всяком случае, постарайся разузнать о ней все, что можно.

– Ясно, шеф.

– А я зайду еще наверх.

Мегрэ был немного зол на себя за то, что не подумал о пулях еще в клинике. Но дело это было необычное, не рядовое. В какой-то степени даже его личное. Стреляли ведь не в кого-нибудь, а в Лоньона – своего брата полицейского.

Там, в клинике Биша, он думал только об инспекторе, да к тому же вся обстановка сильно на него подействовала – и профессор Минго, и старшая медсестра, и длинные ряды коек, и больные, смотревшие ему вслед.

В старом доме на авеню Жюно лифта не было. Не было и ковровых дорожек на лестнице. Зато деревянные ступеньки, отполированные поколениями жильцов, были хорошо натерты, а перила гладки. На каждом этаже – по две квартиры. На некоторых дверях поблескивали медные таблички с именами хозяев.

Поднявшись на четвертый этаж, Мегрэ толкнул неплотно приоткрытую дверь, прошел через неосвещенную прихожую и оказался в гостиной, где в кресле, обитом цветастой материей, покуривая, сидел Шинкье.

– А я вас жду… Консьержка вам все рассказала? – произнес он. – И про машину тоже? Это меня больше всего удивило. Вот посмотрите-ка…

Он встал и вытащил из кармана три блестящие гильзы, завернутые в обрывок бумаги.

– Мы нашли их на улице… Если стреляли из машины на ходу, что весьма вероятно, стреляющему пришлось открывать дверцу. Калибр 7,63 – обратили внимание?

Ничего не скажешь, Шинкье был дельный полицейский и исправный служака.

– Стреляли, очевидно, из маузера, – продолжал он, – тяжелый пистолет. Его так просто не положишь в карман брюк или в дамскую сумочку… Понимаете, что я хочу сказать? Это почерк профессионала. У него был по крайней мере один сообщник – он сидел за рулем. Не мог же убийца одновременно вести машину и стрелять. Стало быть, это не ревнивый любовник – тот обычно расправляется с соперником в одиночку. К тому же целились в живот… В живот вернее, чем в грудь… Человек едва ли выживет, если кишки у него продырявлены крупнокалиберными пулями в добром десятке мест.