Плохо было другое – я подозревала, что на этом присутствие рядом Ханта не закончится и он явно пойдет за нами в дом.

В мой дом.

Уже когда мы спустились на лед, где стояли наши снегоходы и уложили пакеты и сетки с купленными продуктами, я ощутила странную дрожь.

Просто в какой-то момент колени подогнулись и на коже под толщей одежды выступили мурашки.

Они были не от холода.

От странного и совершенно непередаваемого ощущения, объяснить которое даже себе самой я не могла.

Нечто похожее я чувствовала в тот единственный раз, когда увидела голубоглазого медведя.

И вот снова.

Я оглянулась, пытаясь рассмотреть сумеречную ледяную долину, щурясь и задерживая дыхание от мысли о том, что медведь может быть где-то близко.

Вот только ничего не видела, и от этого становилось одиноко и тошно на душе.

Прошло уже два года.

Два длинных года, за которые любой из медведей уже показал бы себя, но только не тот, кто интересовал меня сильнее прочих!

Лишь бы с ним ничего не случилось.

– Алула, что случилось? – тут же обернулся на меня Хант, от которого, кажется, не могло укрыться совершенно ничего. – Что-нибудь забыла купить?

– Да, похоже на то, – пробормотала я в ответ, смотря мимо мужчины на лед, который просто сливался с небом и казался вечным и безграничным с любой стороны.

– Хочешь, вернемся в магазин? – нахмурилась Инира.

– Нет, ила, все в порядке. Купим в следующий раз.

– Хорошо. Тогда поехали домой?

– Да.

Но, забравшись на свой снегоход, я все равно не могла перестать оглядываться и пытаться найти медведя.

Напрасно, конечно.

Потому что сама выдумала то, чего и быть не может.

Только что было делать со своими ощущениями?

До стоянки инуитов было ехать не так долго, как хотелось бы.

И я вовсе не хотела сразу идти домой, но когда мы остановились и принялись выгружать продукты, Хант, конечно же, стал помогать и потому в моем доме оказался быстро и незаметно.

– Всегда хотел спросить, кто дал тебе это имя, Алу, – уже по-свойски Хант скинул с себя пуховик и унты, прошагав вслед за мной и Инирой на кухню.

– Мой папа, – отозвалась я нехотя, потому что сколько бы времени ни прошло, а на душе было тяжело и больно от осознания того, что больше его нет рядом со мной.

На самом деле рядом его никогда не было.

Лишь в редкие моменты жизни нашей разрозненной семьи, когда папа приезжал с Арктики на материк каждый год по случаю моего дня рождения и, как правило, оставался на Новый год.

Но потом уезжал.

Снова на год.

Мама плакала и проклинала Арктику, а я не могла. Потому что видела по папиным ясным глазам, что только в своем ледяном одиноком мире он был по-настоящему счастлив.

Лишь в нем находил свой покой и гармонию.

А теперь я понимала его всей душой.

– Не каждый человек с большой земли решится назвать свою дочь именем звезды в созвездии Большой медведицы. Думаю, что мало кто об этом в принципе знает.

– Мой папа не был обычным человеком с большой земли. Всю свою жизнь он посвятил изучению Арктики, начиная со студенчества, когда его направили сюда на практику. Здесь он прожил больше пятидесяти лет… и жил бы еще, если бы не болезнь.

Прошло шесть лет, а я не могла говорить об этом без слез.

Потому и сейчас замолчала, едва сдерживаясь, и без извинений вышла из кухни, оставляя там расстроенную Иниру и слишком любопытного Ханта.

Вдвоем, без меня, им будет куда лучше.

Я поднялась на второй этаж, где было куда холоднее, чем на первом – обжитом этаже.

Но именно здесь была спальня папы, которую я оставила нетронутой.

Все здесь стояло именно так, как он оставил в тот день, когда уезжал к нам, потому что почувствовал себя нехорошо и шаман настоял на том, что пора обратиться к современной медицине.