Окончательно я очухалась внезапно. Просто проснулась и поняла, что могу моргать и не терять при этом сознание. Полежала немного, осматриваясь. Потом чуть повернула голову в сторону. В виске заныло, но вполне терпимо.

– Пить, – кое-как выдавила из себя.

Но никто не услышал, никто не принес воды. А я ведь была уверена, что старуха по-прежнему где-то здесь.

Лежать в одиночестве пришлось долго. Настолько долго, что все тело заныло. Тогда я попыталась встать. Получилось не сразу, но все же вышло. Сев на кровати, я замерла ненадолго. До тех пор пока комната передо мной не перестала кружиться. А когда зрение удалось сфокусировать, в паре шагов я увидела кадку с ковшом. Вода? Питьевая? Вероятно, потому что рядом стол, а на нем хлеб. Или что-то похожее на него. Нарезано неровными ломтями.

Встала, схватившись за бревенчатую стену. Шаг, другой – то, что казалось таким близким, невероятно отдалилось от меня. Семь потов сошло, пока я добрела до низенького грубо сколоченного столика. Ухватилась непослушными пальцами за столешницу, подождала, пока голова перестанет кружиться. Потом схватила кусок хлеба и поспешно засунула в рот. Еще и на дверь обернулась – не видит ли кто-нибудь, не отберет ли?

Голод был просто страшный, но сжевала я всего один ломоть. Да и тот доела с трудом. Хлеб падал в желудок тяжелыми комками, сразу стало подташнивать. Поэтому я не отважилась есть дальше. Предпочла запить. Вода оказалась вкусной, колодезной, холодной. Но моим внутренностям и она не сильно пришлась по вкусу. От острой рези в животе я согнулась пополам и рухнула на колени. Меня тут же вырвало только что съеденным.

Именно в этот момент в дверях показалась старуха. Она запричитала, заругалась, заголосила. Испугалась ее реакции и попыталась заползти под стол. Но бабка неожиданно проявила недюжинную силу – выволокла меня из-под мебели и рывком поставила на ноги. Заставила наклониться над тазом, который я раньше даже не заметила, и умыла из той же кадки.

Потом в два рывка вернула на кровать и велела лежать смирно. Послушно подтянула колени к груди и обняла их. А пока наблюдала за тем, как пожилая женщина приводит в порядок комнату, вдруг осознала, что вполне неплохо понимаю, что она себе под нос бормочет. Ничего особенно интересного – меня ругает. Что, мол, свалилась на ее голову напасть, а все проклятые медведи виноваты. Вот тут я с ней готова была согласиться – именно эти дикие звери виноваты в моих злоключениях. Неужели меня все-таки спасли? Я в домике лесника? В охотничьей заимке?

– Где мой телефон? – прошептала едва слышно.

Точно помню, что он со мной был. Вдруг здесь связь есть.

– У Бреслава все, – буркнула в ответ старуха и даже головы не повернула.

И кто такой этот Бреслав? Но хотя бы я теперь точно знаю, что мои вещи не потеряны. Одежду бы еще нормальную, а то я в какой-то длинной тканой рубахе. Как в фильмах про крепостных крестьян.

Попыталась разузнать у бабки еще что-нибудь, но она отделывалась междометиями и неприязненными взглядами. Недостаточно хорошо понимает меня? Или говорить не хочет? Не знает или просто от злости, что устроила тут бардак?

От нечего делать я принялась разглядывать обстановку. Бедно, как-то отстало что ли… На окнах нет занавесок, кровать – всего лишь настил на полу, все деревянное и даже некрашеное. Нормальной посуды, техники или тому подобного не видно.

От праздного любопытства отвлекла та же старуха. Кружкой с отвратительным варевом, которое я уже определяла по запаху на приличном расстоянии. Стоило бабке отойти от глиняного очага, как я тут же села на постели и протестующе прикрыла рот ладонями. Еще и головой помотала для верности. Но мучительнице мои хочу-не хочу были до лампочки. Она решительно прошаркала к кровати и подсунула отвар мне прямо под нос.