– Идёмте, – после недолгих сомнений решился Березин. – Встретим кого-нибудь из местных болтушек, они к вечеру сами узнают, не болеет ли кто. Пусть думают, что это случайность. Я всех, кто в доме был, предупредил, они молчать будут, а дойдёт до убийцы слух – не подумает, что мы про умысел знаем.

Кумушек они действительно повстречали, и просьбу исправника они восприняли с огромным воодушевлением, так что Антонина даже заволновалась: если больных не найдётся, с них станется и приврать. Но всё же, глядя на подобную отзывчивость горожан, она прекрасно понимала, как Сидор управлялся со всем городом и окрестностями в одиночку.

Они условились, что мужчина зайдёт через полчаса, за которые Бересклет успеет собрать с собой в дорогу немного еды и воды и переоденется, а Сидор прихватит оружие и кое-что ещё из необходимых в любой дороге мелочей.

Колебалась Антонина недолго. Приличия приличиями, но мёрзнуть не хотелось, да и идти далеко, и путь наверняка непростой, поэтому она предпочла надеть не только самую тёплую кофту, но и шерстяные брюки. В Петрограде такими никого не удивишь, а здесь она их не надевала – не отваживалась, потому что местные женщины ничего похожего не носили. К тому же снимать верхнюю одежду она не собиралась, а пальто достаточно длинное, чтобы никого не смущать.

И тёплые перчатки на меху, конечно. Не по сезону, ну так и погода не спешила ему соответствовать.

Сидор утепляться не стал, только взял холщовую сумку с длинной лямкой через плечо да повесил с ней видавший виды карабин.

В путь двинулись молча. Шагал Березин уверенно, он явно хорошо знал дорогу, поэтому Антонина даже не спрашивала, вполне доверившись спутнику. И в выборе пути, и во всём остальном. Наверное, в одиночку мужчина двигался бы куда быстрее, но он примеривался к шагу спутницы и не торопил.

Вот под ногами расстелилась открытая тундра, а последние дома остались позади. Земля ощущалась странно, и понадобилось некоторое время, чтобы к этому приноровиться: она словно дышала, порой вздыхая и всхлипывая. Потом попадался каменистый участок и ощущение пропадало, а в каждой небольшой низине – возвращалось вновь.

Антонина некоторое время насторожённо прислушивалась к окружающей тишине и молчала, оглушённая ею. Это место совсем не выглядело мёртвым, оно звучало и двигалось, но жизнь эта мало походила на привычную и хорошо знакомую жизнь города.

В стороне от берега ветер продолжал дуть, не находя преград. Он нёс сложную смесь запахов, в которой соседствовали прелость, близкая вода и – неожиданно – что-то медовое, тёплое.

Странно было думать, что под ногами колосится совсем не разнотравье, а лес. Крошечный, кукольный, но – настоящий лес из деревьев едва ли по колено. Эта поросль шла короткими, мелкими волнами под порывами ветра, едва слышно шелестела. Среди тонких кривых стволиков иногда мелькали быстрые сполохи – лесная живность. А что местные мыши были в сравнении с деревьями размерами как хороший медведь, так это волновало только Антонину. Порой вскрикивали птицы, иные – кружили в вышине, высматривая добычу.

И больше – ни звука.

Тишина завораживала, но одновременно тревожила, заставляя озираться и искать среди тундры хоть что-то, что выбивалось бы из общей монотонности пейзажа и за что мог зацепиться непривычный к бескрайней равнине глаз. Только выделялись двое путников: Антонина в своём синем пальто и невозмутимо шагающий рядом белый медведь, которому пейзаж явно доставлял удовольствие. Бересклет не сумела бы ответить, как это поняла, да и поручиться не могла, но ощущалась в лице Березина какая-то несвойственная ему обычно мягкость, словно внутренне он улыбался.