— Да, оно расширяется, — и он продемонстрировал, как при помощи насоса складки превращаются в раздутый шар.

— Как???

— Он будет введен сложенным, — и показывает складчатый шарик, — а внутри я его накачаю воздухом. Вот так, — и проводит мне еще раз наглядную демонстрацию, — это не больно. Попробуешь, давай.

Я понимаю, что это безумно… дико… адски будет больно. И что если сейчас отказаться, то я не буду себя ругать.

Он слишком строгий доминант, наверное, мы с ним не пара.

— Я такое не смогу.

— Все в первый раз так говорят.

— Все… А многие уже это пробовали?

— Все, кто хорошенько чистят кишечник.

— А это разве для чистки, а не для удовольствия? — хотела сказать “вашего удовольствия”, но сдержалась.

— Это для того, чтобы кишечник был стопроцентно чист.

Отказаться просто так не смогу, иначе у меня будет плохо очищенный кишечник. Так что если идти в отказ — то только уходить полностью и забыть про горячее желание, про доктора БДСМ.

— А я могу… в процессе… отказаться…

— Стоп-слово помнишь?

— Банка.

— Верно. Скажешь — и все.

Я смотрю на кушетку, перевожу взгляд на наконечник и понимаю: сейчас побеждает он. Но если станет больно так, что невмоготу — я обязательно встану и покину комнату. Брошу игру под названием пыточная у доктора БДСМ.

9. Глава 9. Пытка клизмой

Скользкий наконечник, по-обманчивому мягкий, обильно смазанный, даже приятный и вслед за ним — резь, введенная с силой, так что я прямо на боку взиваюсь вверх, выползаю за край кушетки.

— Ччч, он уже внутри, — говорит так мягко, успокаивающе нежно, что хочется поверить, что он внутри — и это хорошо.

Садист.

Боль начинает усиливаться, изнутри обжигать, ранить, штуковина во мне разрастается, я начинаю стонать.

Вода. В довершении к распранию, теперь добавляется и она, течет струйкой, ведь только что это перенесла. И опять.

Вздыхаю, ощущаю, как он повелительно на меня смотрит и, наверное, ему хочется дрочить. Но пока просто стоит.

Вздыхаю рвано, жалобно постанываю.

Он наклоняется, заглядывает в глаза и касается клитора, уже не возбужденного, сникшего от боли. Трогает и спавшее возбуждение вмиг накатывает, становится жарким, ярким, волнующим, таким, что я вмиг дрожу.

И боль отступает на задний план, вперед выходит яркое неистовое возбуждение, сильное, огнедышащее, я начинаю сильнее дышать. И кажется, что еще чуть-чуть, и накроет сладкой горячей лавой, но видя мой блаженный подъем, он отнимает руку и оставляет меня лежать.

***

В отличие от обычного, этот наконечник требует силы, чтобы его вытащить. Мой врач берется за краешек, тянет — несильно, слегка — мягко нажимает и делает все, чтобы я заныла от боли. Застонала так, что по телу быстрее забегала кровь и ударила прямо туда.

Вниз, где становится до неприличия сладко.

Рукой он касается поясницы, придерживает меня, а другой резко вынимает игрушку. Боль прокатилась острой волной, он тут же коснулся клитора — и на миг мне показалось, что это наивысшее приятное ощущение. Сладость от ласки и острая принудительная боль.

Кое-как удерживаю, уже не дожидаясь его сигнала, бегу в туалет и там, наконец, прихожу в себя.

***

Даже если коснуться попы — боль острыми иголками прокатывается по телу. Дырочка сильно расширена последней игрушкой, стоит ее тронуть — как я сжимаюсь, боюсь.

А ведь впереди — самое страшное, то, что больше всего пугает и возбуждает. И если уже такая боль, то как же тогда?

Через боль, — прозвучало в голове, — через боль к удовольствию.

Я не спешу выходить из туалета, забираюсь, без разрешения, в душ. Из меня выходит так себе сабмиссив, покорный внешне, внутри — дикий зверь. Но напуганный, загнанный в капкан — как бабочка в банку — и накрытый сверху марлей.