— У меня есть две руки и ноги…

— И еще почка на продажу, – перебил я ее.

— Не надо умничать, – тотчас взъелась она. — Я пойду на работу. Знаешь, больше половины студентов учатся и работают одновременно, не все же мажоры! – с вызовом в голосе сказала чертовка.

***

Моника прекрасно понимала, в какой оказалась ситуации. Понимал и я. Конечно, полмира в полном дерьме, и нет возможности всем помочь, вот только Моника – не полмира! Нет! Она стала частичкой моего собственного мира, и я осознавал, что просто так не смогу оставить ее, не проявляя никакого участия. Более того, мне казалось, что я должен. С какого такого счастья? Я не знал. Так спокойней, вот и вся голая правда.

Закончив благотворительность и прекратив изображать горничную, я, уставший и злой, приполз домой. Уставший скорее морально, не физически. Мой мозг усердно работал над добытой информацией. Девчонка – сто процентов особенная, вопрос только, та ли, которую искал мой отец?

Загнав машину в гараж, я еще минут десять сидел в машине, прокручивая в голове прошедший день.

Диабет. Черт. Какого хрена?! Лучше бы я просто наблюдал за ней издалека. Настроение сделалось гадким, и совершенно не хотелось идти домой. Но было нужно, не сидеть же всю ночь напролёт в гараже, прячась в машине, как слабак.

В доме царили полумрак и гробовая тишина. Не успел я обрадоваться, что смогу спокойно проскользнуть в свою комнату, как позади меня раздался грозный голос отца:

— Надеюсь, твой поздний приход оправдает ожидания! Есть новости по девчонке?

Выдохнув с явным раздражением, я развернулся к нему лицом, окидывая властный стан. Отец стоял, сложив руки на груди, и дожидался ответа.

Проскользнуть незаметно на второй этаж не получилось. Спустившись по ступенькам, я оценивающе посмотрел на человека, который так и не стал мне близок. Его чрезмерная строгость граничила с некой одержимостью. Мания контролировать и держать все под своим цепким надзором преследовала меня, наверное, с пеленок. Чем больше он пытался закалить во мне стальной непроницаемый стержень, тем сильнее отдалял от себя.

Выдержав небольшую паузу, я произнес холодным, не наделенным совершенно никакими эмоциями голосом:

— Конечно. Вошёл в доверие к объекту. Девочка пригласила меня в гости…

— Хм! Вот как, а ты молодец, – перебил отец меня, довольно хмыкнув.

— Есть только одно «но»! Девчонка сирота…

Растерянность на его лице сменилась озабоченностью, а затем недоверием. Видеть растерянным моего предка прежде никогда не доводилось. Спектакль на миллион, честное слово.

Наверное, я бы даже порадовался такой его реакции, если бы он не прошипел нервно и зло, испепеляя меня взглядом:

— Врешь!

Вскинув брови вверх, я удивлённо посмотрел на него, не узнавая своего родителя.

— С чего вдруг? – решился привести веский аргумент. — Мне без разницы, каким объектом заниматься! Говорю, девчонка – сирота, более того, у нее диабет первой степени! Тебе это о чем-то говорит?!

— Диабет?! Послушай, ты уверен, что она тебя не разводит? Два промаха – это слишком! – и сквозь зубы он прошипел: — Я в жизни не поверю в то, что организация могла ошибиться! Что-то ты, сын мой, темнишь.

Его взгляд, недоверчивый и убийственный, больно ранил, да и интонация голоса оставляла желать лучшего.

Он сделал шаг ко мне, приблизившись почти вплотную, и, не моргая, пытался сканировать меня. Наверное, если сейчас смог бы залезть в мою голову, так бы и сделал, наплевав на какие-либо границы приличия. Ведь главное: достигнуть цели! Я не раз задавался вопросом, почему он так сильно зациклен именно на этом деле?