Гектор резко обнял мальчика. Крепко. Очень крепко. Так, словно хотел вобрать сына внутрь себя. Никогда не отпускать. Арди оказался в теплой темноте, куда провалился все глубже и глубже. Он уже не понимал, сидит ли на ступеньках рядом с отцом, спит или… жив ли он вообще.

Только темнота и тепло.

– Слушай Эргара, сын, – откуда-то издалека, едва слышно, как из-под воды, доносился голос отца. – Он поможет тебе стать тем, кем я никогда не хотел, чтобы ты становился. Но помни, что лишь половина тебя – матабар…

Арди открыл глаза.

Он снова лежал посреди темной пещеры. Снаружи, завывая, дул ветер. Он принес с собой молнии и проливной дождь. Тяжелые капли, сливаясь широкими потоками, бежали по камням, чтобы оказаться запертыми в небольшой каменной чаше, из которой лакал воду огромный барс.

– Эр… – мальчик хотел позвать того, но не смог.

Губы тут же растрескались в кровь, причиняя нестерпимую боль. Но сил не оказалось даже закричать. Слипшееся горло лишь издало хрип, наждачной бумагой прошедшийся по гортани. Так Арди и лежал, смотря на то, как барс глотает воду. Мальчику казалось, что он может почувствовать её холодный аромат, слегка напоминавший молоко – настолько сильно ему хотелось пить.

Покрытые коростой глаза плохо видели. Все постепенно сливалось в одну размытую картину, пока, вдруг, морозная влага не коснулась его губ и что-то теплое и пушистое не умыло ему лицо.

Арди смог широко открыть глаза и увидеть, как над ним склонилась усатая, пушистая, белоснежная морда размером с голову пони. Из небольшой щелки между черных полосок, заменявших зверю губы, текла струйка холодной воды.

В синих глазах Эргара мальчик прочитал короткий, строгий приказ. И, судя по тому, как ярко блестели стальные когти, выпущенные из передней лапы, у мальчика имелся весьма небольшой выбор.

И он постепенно запил. С трудом лакал струйку воды с дурным запахом и вкусом. Она напоминала кровь.

Но мальчик этого почти не замечал. Его так сильно мучила жада, что когда струйка иссякла, а барс отошел в сторону, то Арди еще какое-то время машинально лакал воздух.

– А теперь спи, детеныш.

Арди хотел было возразить, но глаза сами собой закрылись и мир опять погрузился во тьму.

Арди просыпался от самых разных ощущений. Помнится был даже случай, когда жарким летом он не опустил на окно москитную сетку, натянутую между четырьмя досками. В итоге, каким-то неведомым чудом или, может, Скасти решил разыграть, но в комнату пробралась змея. Мальчик тогда еще не умел разбираться в этих пренеприятнейших существах и потому, почувствовав что-то холодное и немного мокрое, ползет у него по ноге – вскочил, как ужаленный.

Благо, никто в действительности его не жалил, а змейка оказалась безобидным ужиком.

И до этого момента, Арди полагал, что тот эпизод с ужом являлся воистину его самым неприятным пробуждением. Увы, как говорил дедушка, в этой жизни нет ничего постоянного.

Пробуждение, с тянущим чувством в груди, буквально воющим животом и стучащими от холода зубами – вот теперь безусловной король всех неприятных пробуждений Арди. Все так же лежа посреди глубокой пещеры, он едва нашел в себе силы, чтобы приподняться на локте и оглядеться.

Ничего не поменялось – все тот же влажный свод со свисающими каменными конусами и пол, устланный костями, кусками слипшегося меха и подгнившими останками, от которых тянуло мерзким запахом, забивающимся куда-то аккурат под череп. Вдалеке, на небольшом возвышении, лежал Эргар. Он делал вид, что спал, но по слегка качавшемуся хвосту Арди понял, что барс притворяется.