«Прости. Но я не могу тебе помочь. Я должна найти своего сына – сейчас для меня нет ничего важнее. Прости...»

Я зажмурилась изо всех сил, отходя от решетки. Но смотреть на этого ребенка было невыносимо. Я ничего не могу для него сделать, а от мыслей, что его ждет, хочется выть. Мне нельзя поддаваться эмоциям, я должна сохранить способность трезво мыслить, чтобы найти Дениса...

- Абракат!

Слово, смешное, если знать его происхождение, и таинственное, как заклинание из сказки, если услышать его впервые, со звоном наполнило собою стены тюрьмы и взвилось к тонущему во мраке потолку.

В первый момент я остолбенела, а потом, повернув голову, нашла взглядом ребенка.

Он больше не сидел, скорчившись, на полу. Стоял во весь рост. И смотрел на меня. Смотрел упрямо и твердо, как будто... чего-то от меня ждал.

И я все поняла.

Ринувшись обратно к решетке, сорвавшимся голосом крикнула:

- Кришельцы!

- Мама! – закричал мальчик, и его лицо исказилось в гримасе, словно он собирался заплакать.

- Денис, - прошептала я; глаза заволокла горячая влага.

- Мама, мамочка, это ты!

- Это я, малыш, - я задыхалась от сдавливающих горло слез.

Мой сын плакал, и я уже знала – это мой сын. Чужое лицо – лоб, нос, подбородок, глаза – ни единой знакомой черточки, но... Больше не было сомнений – передо мной был мой ребенок, мой!

- Тишина!

Вздрогнув от громкого баса, взорвавшего помещение, я повернула голову вбок. В коридоре между рядами камер возник настоящий здоровяк. Длинные запутанные волосы, густая борода ниже груди, выпирающий живот, громадные ладони и ступни ног. В руках он держал хлыст.

- Кто здесь шумит?! – его голос громыхал, как падающая с обрыва груда камней.

В первый момент его взгляд остановился на ребенке, и здоровяк шагнул к нему. Меня скрутило от страха за сына – я только нашла его и не могу потерять!

- Простите!

Здоровяк повернулся. Его темные глаза остановились на мне, изучили меня с ног до головы. Ребенок, на которого он обратил внимание, мгновенно был забыт. Похотливый взгляд, которым этот громила рассматривал меня, я ни с чем не могла спутать.

- Я говорила слишком громко! Простите! Я просто напугана!

- Напугана? – здоровяк шагнул ко мне. – Дракайны умеют бояться? Не слыхал такого прежде. Дракайны бесстрашны, им неведом страх.

Меня охватила паника. Я понимала только, что сказала что-то не то, вызвала его недоверие и должна исправить ошибку. Поэтому произнесла:

- Любая мать будет бояться за своего сына.

Здоровяк хмыкнул.

- За сына, говоришь?

Он подошел еще ближе. Его глаза смотрели нагло и бесстыдно.

- Все дракайны хороши собой. Волосы черные, как тьма, глаза зеленые, как колдовское драконье пламя... Так говорят в народе о дракайнах, ты знала?

Я сделала неопределенное движение головой, которое можно было расценить и как «да», и как «нет».

- Хм, - здоровяк ухмыльнулся, продолжая пялиться; его взгляд уже откровенно раздевал меня. – Боишься за своего сына, говоришь? Оно и понятно, завтра на рассвете тебя и твоего драконьего ублюдка собираются казнить. Мой палач уже заточил топор – у вас будет милосердная смерть. Вот если бы топор был тупой... – Здоровяк задумался и хохотнул филином: - Иногда шею не получается отрубить с первого раза. Тупым-то лезвием – оно и понятно!

Он захохотал, и от хохота и его большой живот, и борода затряслись.

От его слов перед моим внутренним взором возникли такие жуткие картины, что мои нервы не выдержали:

- Перестаньте!

Смех здоровяка мгновенно оборвался. Продолжая скользить по мне взглядом, он с плотоядной улыбкой облизал спрятанные в бороде и усах губы.