Пеликанов снова вспомнил о Рите. Он увидел ее пребывающей в каком-то неопределенном «где-то», которое можно было сравнить разве что с упоминаемым в известной детской песне «прекрасным далеко», о местонахождении которого говорить всерьез было бессмысленно.

Закрыв ладонями лицо, он стал неудержимо хохотать. Иногда его смех переходил в громкий протяжный рев, сопровождающий невероятное умственное облегчение. Возможно, это были последствия отравления угарным газом. Но Пеликанов искренне поразился тому, как он до сих пор мог не понимать таких простых вещей.

После того как он отошел от места, где они с Федором Лукичом жгли костер, на несколько километров, его голову стало сдавливать невидимым металлическим обручем. Обруч казался настолько осязаемым, что его хотелось сорвать с себя. Еще через какое-то время Жора заметил, что пространство между деревьями стало заполняться неясной дымкой, от которой ему становилось то беспричинно весело, то неожиданно грустно, в точности как популярным эстрадным исполнителям, за ужимками которых он любил наблюдать по телевизору с выключенным звуком.

Стало трудно дышать. Он скинул рюкзак на землю. Из близлежащих кустов бросилось наутек странное серое существо, похожее на химеру ежа и зайца. Пеликанов понял, что начал задыхаться.

Прежде чем двинуться дальше, ему пришлось сложить из медицинского бинта марлевую повязку, смочив ее водой. По его расчетам, река находилась всего в нескольких сотнях метров, огибая слева небольшую гряду каменистых гор. Жора решил, что нужно снова срочно выходить к ней.

Но сколько он ни шел, прикрывая нижнюю часть лица самодельной марлей и пытаясь все время забирать в нужную сторону, спуска к реке не находилось. Дымная завеса становилась все отчетливей и гуще. Один раз его накрыло волной жаркого, удушливого ветра, донесшегося будто бы из раскаленной пустыни. Не исключено, что Жора шел в самый эпицентр лесного пожара.

Повинуясь инстинкту, он решил резко изменить курс, больше не ориентируясь на реку. В какой-то момент у него мелькнула мысль, что именно так чувствуют себя люди, попавшие в окружение, потерявшие ориентацию в пространстве и не понимающие, куда двигаться дальше.

Ускорение шага отозвалось ноющей болью в спине, а дышать стало еще труднее. Пеликанов стал думать о том, чтобы навсегда избавиться от рюкзака, взяв с собой только один топор. Его так и подмывало сбросить с себя тяжелую ношу и побежать, все равно куда, отмахиваясь топором от преграждающих путь и лезущих в глаза веток.

Потом ему стали попадаться на пути беспричинно горящие деревья. Это напоминало начало странной эпидемии, точечно выхватывающей из толпы и поражающей огнем отдельные древесные особи. Деревья, на которые падал жребий, сгорали с безмолвным стоическим мужеством, распространяя вокруг дрожащее зеркальное марево. Они быстро превращались в обугленные огарки, похожие на иглы, торчащие из спины гигантского мертвого ежа.

Запрокидывая голову, Жора пытался угадать, что творится в небе, но видел только изредка проглядывающее через густую дымную пелену зачумленное солнце. Он попробовал вложить пальцы в рот и засвистеть, но у него ничего не получилось. Марлевая повязка стала бесполезной, скомкав ее, Жора отшвырнул ее в кусты.

После того как он перестал бороться со смертью, внезапно пошел дождь. Ударами крупных дождевых капель дымовую завесу сначала прибило к земле, а потом развеяло. Еще недавно горящие деревья задымили, как брошенные на остановке окурки. Пеликанов стоял, прислонившись плечом к сосне, и слизывал с губ текущую по щекам воду.