Федора Лукича он увидел с высокого обрывистого берега. Тот стоял в болотных сапогах по пояс в воде и далеко закидывал леску с грузилом вверх по течению, а потом подматывал к себе крючок, крутя массивную трескучую катушку.

– Клюет? – крикнул Пеликанов сверху.

– Ха-ха-ха, – обрадовался Федор Лукич, завидев его. – Еще как! Форель!

Жора стал оглядывать окрестности. Поляну, на которой они остановились, окружали невысокие пологие возвышенности, заросшие еловым и сосновым лесом, с уступами из спрессованных каменных лепешек. Что-то подобное он видел на Алтае. И что-то ему подсказывало, что в вологодских лесах не должно было быть горных рек, полнящихся форелью. Хотя, спорить на крупную сумму он бы не стал.

– Непуганая, стерва, сходу набрасывается, – едва Федор Лукич договорил, как почувствовал очередную поклевку.

Высунув язык, он коротко и резко подсек, а затем стал вытягивать, взмахивая закидушкой, как дирижерской палочкой. Жора наблюдал, как он забирает из воды сачком тупорылую пятнистую рыбину с белым брюхом.

– Вы же говорили, Федор Лукич, что ночью обратно поедете, – напомнил Жора, отпивая чай из металлической кружки.

– Экий ты вредный. Ну говорил, да передумал. Вишь, зато сколько наловил. – Он поднял вверх зеленую мелко-дырчатую авоську, полную рыбы.

Пеликанов, оторвав зад от бревна, подбросил в огонь елового лапника. На солнце, возле костра было жарко.

– А где тут лесничество?

– Лесничество тут везде, – водитель обвел окрестности взглядом, надкусывая кубик рафинада. – Ты хотел спросить, где тут лесники?

– Угу.

– Нет тут лесников. – Федор Лукич сощурился и шумно отхлебнул.

– Как нет? Почему?

– Так нет. В этом лесничестве каждый сам себе лесник, – коротко пояснил он.

«Вот черт, – подумал Пеликанов, – о чем же я буду писать?»

– В рюкзаке чего? – спросил Федор Лукич.

– Спальник, топорик, консервы…

– Удочку я могу тебе оставить. За один рубль, – сообщил он.

– А как отсюда потом назад выбираются? – не обратив внимания на предложение удочки, спросил Жора. Вопрос организации путей отступления волновал его сейчас куда больше.

– Свистеть умеешь?

– Немного умею.

– Немного не пойдет. Нужно вот как.

Федор Лукич отставил кружку, засунул в рот два пальца и свистнул так, что у Пеликанова заложило одно ухо.

– Зачем свистеть? – спросил Жора, прочищая ушное отверстие.

– Как сильно приспичит назад возвращаться – вот так свиснешь, я тебя в Вологде услышу и за тобой вернусь. – Водитель громко рассмеялся.

– Я серьезно, Федор Лукич, а вы…

– Если серьезно, паря, ты меня о таких глупостях спрашивать не должен. Если хочешь в личной мифологии разобраться, – со всей серьезностью напомнил он.

– Я пошутил.

– А с Заповедником шутки плохи. Он шутить не любит. Берешь удочку?

– Беру.

Жора полез в кошелек за деньгами.

– Главное, не дрейфь. Мой тебе совет: иди, куда глаза глядят. Глаза сами куда надо выведут. – Он посмотрел сквозь тысячную купюру на солнце, сложил ее в нагрудный карман гимнастерки и стал собираться.

Когда автобус с Федором Лукичом скрылся из виду, Пеликанов с размаху воткнул охотничий нож в землю и сел на бревно перед догорающими углями, обхватив руками голову.

Идти по обгорелой земле было легко. Метров за двести до холма следы пожара прекращались. Дальше начинался подъем, устланный мягким, влажным дроком. Дойдя до склона, Пеликанов сбросил с себя рюкзак и сходу повалился на землю.

Лежа на спине и непроизвольно нашаривая рукой в по-летнему густой и крепкой траве, он пытался понять, как его сюда занесло и что он здесь делает. А главное, что такое это еще недавно казавшееся таким простым и понятным «здесь». Теперь известное наречие места виделось ему чем-то в высшей степени непонятным и неопределенным. До Пеликанова вдруг дошло, что любое его «здесь и сейчас» могло иметь смысл только для него одного и ни для кого больше. Ему стало смешно от осознания, что всякое «здесь и сейчас» вообще не могло быть привязано к какой-то абстрактной системе координат, в силу того, что любая система координат сама, в свою очередь, имела смысл только относительно конкретного наблюдателя с его собственным неповторимым «здесь и сейчас», не поддающимся уловлению.